самых прекрасных и достойных исследования аспектов Трансцендентальной Науки. Его познание позволит наблюдателю понять истину о многих проблемах, волнующих человека, ведя его к культу бессмертных принципов, ведущих к Богу, и объясняя факты, абсолютно необъяснимые без его вмешательства, то есть без вмешательства упомянутого периспирита. Было бы крайне полезно, если бы люди в целом решились на это изучение и вытекающие из него наблюдения, однако без предвзятости предрассудков, поскольку речь идет о грани вечной Истины, открытой наукой, а не о философской, научной или религиозной догме.

В настоящей работе, пытаясь кратко осветить столь грандиозный предмет, мы опираемся на критерии, уже изложенные Спиритическим Откровением, и делаем это по следующим причинам:

1 — Это самый передовой критерий по данному вопросу, который божественное Вдохновение уже открыло миру;

2 — Мы не смогли бы создать лучший критерий в вопросе о периспирите, чем уже изложенный Спиритическим Откровением;

3 — Мы делаем настоящую работу под эгидой того же Откровения, единственного уполномоченного на Земле для научного, весьма позитивного обмена с Духовностью;

4 — Древние школы Науки и Философии, которые также раскрыли существование "астрального тела", сопровождающего человека с его плотским телом и бессмертной душой, хотя и достойны уважения за усилия, предпринятые в свое время, были превзойдены Спиритическим Откровением, которое достигло на данный момент максимума трансцендентных учений, возможных для усвоения современным человеческим разумом. Поэтому мы не можем использовать учения тех школ или отказаться от этого Откровения, если хотим оставаться, как мы действительно того желаем, абсолютно беспристрастными на пути вечных Истин.

Говоря о периспирите, мы неизбежно коснемся души и её атрибутов. Для этого мы также опираемся на то, что небесные Духи запрограммировали для Откровения, поскольку мы работаем под их руководством и вокруг самых насущных потребностей тех же людей. Сказав это, вернемся к нити нашего романтического изложения.

* * *

Я не смог бы ответить тому, кто спросил бы меня, сколько времени я пребывал в том сне, который правильнее было бы назвать полным коллапсом физических и психических функций, то есть — абсолютным беспамятством!

Однако я знаю, что пробуждался медленно, и когда захотел встать, лишь с мучительным усилием смог освободиться от кресла. Казалось, будто крепкие железные цепи удерживали меня, лишая возможности двигаться свободно, или словно внезапный паралич грозил отнять мою обычную подвижность. Наконец, я поднялся… и, повернувшись, чтобы дойти до двери и покинуть библиотеку, увидел перед собой приветливую фигуру князя Вяземского, улыбающегося и любезного, с неизменной флейтой в руках, в позе человека, готового возобновить концерт.

Я сразу узнал его, теперь, когда видел его лицом к лицу. В приёмной висел его портрет маслом в полный рост, и, глядя на него сейчас, я вспомнил об этом, полагая, что узнал его только по портрету. Сильное волнение охватило меня, подсказывая, что я узнал бы его, даже не видя портрета, поскольку какие-то неведомые узы, казалось, мощно связывали наши души — впечатление, возникшее с первого мгновения. Однако я почувствовал себя смущённым в его присутствии. Неудобное ощущение уважения, страха и стыда сковало мои действия. Я забыл поприветствовать его и извиниться за вторжение в его дом, объяснив, что оказался здесь по указанию Настоятеля монастыря. Я также забыл, что этот самый Сергей Соколов, князь Вяземский, стоящий сейчас передо мной, уже не принадлежал к миру живых, так как умер ещё до XIX века, в котором мы находились.

"Я обернулся в замешательстве, намереваясь уйти через одну из боковых дверей, закрытых портьерами, чтобы скрыться от его присутствия. Пытаясь сделать это, я споткнулся о кресло, в котором сидел ранее, и, охваченный изумлением, увидел самого себя, все еще сидящего там, глубоко спящего и громко храпящего, словно какой-нибудь буржуа после обильного обеда, издавая долгие и гротескно повторяющиеся вздохи. Я созерцал себя ошеломленно и признаюсь, что это грузное 35-летнее тело вызвало во мне отвращение. Затем я осмотрел свое другое "я" — то, которое не спало и созерцало спящего, и нашел его приятным и более близким себе. Я провел руками этого моего мыслящего существа, бодрствующего, по лицу того, кто покоился в кресле, погруженный в сон. Я пригладил его волосы, не сумев убрать со лба выбившуюся прядь, которая, казалось, мешала глазам. Я коснулся его рук, одежды и прислушался к биению его сердца. Однако казалось, что я делаю это с какой-то чужой личностью, настолько независимым от него я себя чувствовал, хотя и признавал его частью себя, другим "я", составляющим мою человеческую личность.

Еще более смущенный, не понимая происходящего, я повернулся к Князю, который продолжал улыбаться и который, наконец, возможно, сжалившись над моей неуверенностью, мягко взял меня за руку и повел в вестибюль.

— Добро пожаловать, мой дорогой Владимир! — сказал он нежно, тоном ласковым, как мелодия его флейты, но в котором угадывался оттенок меланхолии. — Добро пожаловать! Бог свидетель тому, как твое присутствие здесь радует мое сердце и как долгие годы я молился Создателю, умоляя, чтобы ты пришел сюда. Мое телепатическое упорство увенчалось успехом, ибо вот ты здесь.

Я ничего не ответил, лишь удивленно смотрел на него, полагая, что охвачен странным сном, а он продолжал:

— Нет, ты не спишь, Владимир! То, что сейчас с тобой происходит — это факт столь же естественный, как и прочие факты, связанные с жизнью человека… и этому не следует удивляться. Чтобы ты овладел наукой о самом себе, познал, почему живешь и мыслишь, почему страдаешь и трудишься, почему должен быть добрым, а не злым, я объясню тебе то, что тебе необходимо узнать, поскольку ты пришел сюда исцелить свою больную душу, обучаясь науке Духа. Уроки, которые ты получишь, являются частью необходимой тебе терапии.

Он усадил меня на ту же скамью, где часами ранее я был погружен в чтение Нового Завета, сам остался стоять, подобно выдающемуся профессору во время классической лекции, и сказал мне следующее, в то время как звуки его флейты все еще плыли в воздухе, наигрывая нежную серенаду, хотя в тот момент он не играл на ней, но словно вибрации, породившие мелодию, продолжали удерживаться в пространстве эфирным притяжением.

— Человек, — сказал он, — является счастливым обладателем тройственной природы, установленной Верховным Создателем, которая как раз и дает ему целостную и независимую личность, характеризующую его. И эта величественная троичность его природы классифицируется следующим образом:"

"1 — Душа или сущность, частица абсолютной Силы, и, как она, вечная, бессмертная; средоточие высших способностей или свойств, которые точно указывают на её происхождение — таких функций, как интеллект, сознание, мышление, память, воля, чувство и прочие