— «Угомонись, человек. Ты без меня никто»

— Дамка! Я без тебя Дамка.

— «Ты с ума сошла, ты — царица»

— Я не хочу быть царицей, предпочла бы стать простой оборотницей, но ты не дала и не дашь.

Я натянула тетиву и замерла.

Хотела выстрелить в белого, точнее, уже чёрного от земли и крови дракона. Но ему оставалось совсем немного. Русый медведь сломал ему крылья и оторвал хвост. Прекрасный хвост, который был большим другом и помощником своему хозяину. Погибал самый неоднозначный колдун нашего мироздания. Это печально, но не настолько, чтобы я лила слёзы по гаду с манией мирового господства.

Я опустила лук, ждала, когда Догода оторвёт ему голову, как обещал мне однажды. Медведь ухватился за гибкую шею и с извивающимся драконом в связке катался по земле.

— Ясь, — осторожно позвал меня Васенька, — мы любим тебя. Твои племена тебя очень любят.

— Поэтому вы будете жить, дети мои.

Я ждала, когда Догода убьет Ардиса, потом выстрелю в своего истинного парой метких ударов и пришью его.

— Яська, не бойся. Любящий мужчина может многое изменить в своей и твоей жизни, чтобы получить счастье и любовь.

Я оглянулась. Во все глаза уставилась на волчонка.

Гоша Дрёма стоял недалеко от нас. Напугал. Глаза горели синим светом, но тускло. Источник Бесконечности иссяк. И тот, что на Изничке, и тот, от которого мои Бесконечные питались.

— Не подходи! — зарычала Дивия утробным рыком.

Огрызалась, но сама была ослаблена серьёзно. Сейчас при желании, при помощи ещё парочки волков Гоша мог меня убить. Я бросила лук и приложила к губам флейту. Она меня защищала. Это подарок Ардиса, как знак того, что он действительно сильно любил меня. По-своему, как любят насильники, и гады, но души во мне не чаял.

— Гоша, послушай, не подходи, — выдохнула я.

— Догода убил Ардиса, — сказал Гоша, — Хладнокровные разбегаются.

— Гоша, — заплакала я. — Догода убьёт не только моего ребёнка, он вас всех перережет. Его мечта — создать царство Многоликих. Я за вас… Я столько для вас сделала, а он моё детище… И неважно, кто бы из них выжил, дракон не лучше…

Я заметила, как поник Василий.

Вздохнув, я приготовилась закончить этот долгий, ужасный беспредел.

— Догода предупредил. Он понял, Яся. Ты оставила ему какие-то знаки, и Геннадий Гурьянович осознал, что для тебя оборотные племена. И для тебя он согласился на полное забвение.

— Что? — Я уставилась на Дрёму. — Гоша, не верь ему! Многоликие коварны!

Волк подошёл ближе и улыбнулся мне. Георгий Дрёма красиво улыбался, становился самым добрым волком в мире.

— Он понял, почему ты такая… Воинственная. — Гоша подал мне свою руку.

— Так, — я отошла на шаг от него и пригрозила флейтой, — что задумал?

— Выбери зверя.

— Нет, Гоша, так не пойдёт. Я не могу тебя прочитать, говори прямо, что задумал Догода?

— Он сказал, что останется волком. Не бойся, Яська.

Вася выбил флейту у меня из рук.

Заклинание.

На него Дрёма потратил свои последние силы Бесконечности. Он заставил меня обернуться.

Что чувствовала Ольга Ниловна, когда я убивала её волчицу? Такое простить крайне сложно. Это когда половину тебя убивают. И что дадут взамен, не заполнит тебя.

Эта ненависть к обидчику навсегда. И Ольга либо лишится памяти, либо погибнет в этом бою.

И померк мир.

Заорала Дивия нечеловеческим голосом, попыталась спрятаться за меня. Она просила, она умоляла, говорила, что изменится, что будет, как настоящая волчица, бороться за своего самца и даже обещала любить научиться. Но я казнила её, отдав самому доброму волку на растерзание.

Точнее я в этот момент доверяла именно Догоде. Решил всё исправить? Начать жизнь заново? И ждал, что я поддержу…

— Я доверяю тебе, Ром-Догода! — закричала я. — И это последний раз!

Только одна мысль: лишь бы ребёнок выжил.

— Я не знаю, – прошептала худенькая, ладненькая девушка в сером широком платье и, несмотря на лето, неожиданно, в ботинках тяжелых на шнуровке. Глазёнками большими карими смотрела на меня с непониманием происходящего.

Вызывала у меня противоречивые чувства. Хотелось защищать, опекать, ласкать. И хотелось трахнуть прямо здесь.

А не жена ли она мне часом?

Очень бы такую хотел.

Она — Дамка, пахла сладко, подойдёт оборотню в пару.

Что забыла здесь? В мире оборотней. Хотя что тут говорить… Под тканью просматривался маленький круглый животик. Похоже, какой-то оборотень утащил, обрюхатил и свалил.

Толком ничего сказать не могла.

— Лажа, — выдохнул я.

Подкидывал в руке нож. Рукоять падала в ладонь и опять летела вверх. Нравилось мне, как девчонка за этими фокусами следила. На лезвии играл случайный луч солнца, просочившийся сквозь тучи.

— Я тоже ничего не помню, — нахмурился я, смотрел на неё сверху вниз, хотя девушка высокая… Для девушки.

Понимал, что хочется… Чего-то хочется такого, что точно нельзя с ней делать. По крайней мере, не сейчас. Узнать бы, можно как-то её потрогать, что ли.

Что-то ни хрена не помню, весь изуродован, изранен, жрать охота, девчонка так сильно душу тревожила.

— Возможно, мы куда-то попали. Ты ранен, — задумчиво ответила она, глянула на лес, что окружил нас.

Небо хмурилось. Мы со зверем прошли по узкой тропе вдоль реки и здесь наткнулись на это чудо.

Смешная такая…

— Я твой истинный? — надо же как-то разговор продолжить.

— Не знаю, — словно по секрету ответила девушка.

Видимо, я - всё, что осталось у неё из надёжного, и она была доброжелательна ко мне, не боялась.

Понимал её состояние, но никак не мог прийти в себя, даже со зверем внутри. Тот тоже растерялся и много думал.

Справа от нас возвышался высокий хвойный лес. И казалось место знакомым. Слева река широкая, другой берег виден.

Город вроде должен быть рядом.

Но это всего лишь предчувствие. За предчувствие отвечал мой зверь внутри, а он задумчиво молчал. Не признавался, как зовут, и даже не мог вспомнить, кем является. Уже два часа думал.

Напугал меня, сказал, что заяц, я чуть не задохнулся от возмущения. О том, что я хищник, говорило моё желание что-нибудь поймать и съесть. Девчонку же надо накормить. Так что пусть скотина мохнатая вспоминает. Выпущу, когда скажет, кто он. А то у меня девушка память потеряла, неприлично перекидываться во что-то некрутое. Хочу быть крутым в её глазах. В её охрененных карих глазах.