– Но мы не занимались сексом вот уже больше недели! А раньше каждый день и по нескольку раз!

– Значит, наши отношения перешли в другую плоскость.

– Вот именно: в плоскость.

– Давай не будем ссориться.

– Мне кажется, нам лучше разъехаться.

– То есть без секса никак?

– Разумеется, как. Просто раньше моя жизнь подчинялась определенным правилам. Я знала, что хочу от мужчин, и знала, чего они хотят от меня. У меня ни перед кем не было обязательств, но и я ни с кого клятву верности не брала.

– Хочешь, я тебе ее дам?

– Я не понимаю такой любви.

– Потому что ты не знаешь, что это такое, – в его голосе звучало злорадство. – Ты понятия не имеешь, что такое любовь.

– Ты-то откуда это знаешь?

– А потому что я готов взять на себя обязательство жить с тобой при каких угодно обстоятельствах.

– Мне такая жертва не нужна.

– Я люблю в тебе человека, а не секс-машину, – гнул он свое.

– Ах, вот почему ты отказываешься со мной трахаться! Хочешь мне доказать, что любишь мою душу! Остроумно.

– Я и в самом деле устал, – он сердито отвернулся к стене.

Упрямец. Мне уже начали сниться эротические сны. Не хватало еще, чтобы я кончала во сне, как какая-нибудь девственница! Что за идиотизм! Вот и люби после этого идеалистов. Нет уж, лучше любить отъявленных негодяев, типа Козелкова. Бездна разочарований и пропасть наслаждений. Американские горки, по которым, заходясь от восторга, бешено мчится сердце.

Прошлой ночью мне и в самом деле снился Саша. И наутро мне было стыдно. Так стыдно, что я целовала львенка, зажмурив глаза, а он, гад такой, не отвечал. А ведь я выпрашивала ласки, как какая-нибудь собака, истосковавшаяся по своему хозяину. Я и вилась вокруг, и лизала ему руки, и говорила, как его люблю. Бесполезно. Да что он, железный?

Вот и сейчас: отвернулся к стене и сделал вид, что спит.

Я покосилась на Славу и включила телевизор. Вот до чего дошло! Я включила телик! Да кто ж его нынче смотрит? Разве что революционер-шоу, какой-нибудь очередной митинг-концерт, да и то уже поднадоело. Звезды на льду, звезды в цирке, а теперь еще звезды на митинге. У меня уже условный рефлекс выработался на некоторые фамилии: рука сама тянется к пульту.

Не то чтобы я не в тренде. Не борюсь за справедливость. Да дайте мне этой справедливости сколько унесу и не спрашивайте куда. Просто я еще не видела ни одного лозунга «Дайте работу!». Оно и понятно, те, кто на трибуне, не пашут, не сеют, не строят. Между строк их пламенных воззваний легко читается: «Дайте халяву!», «Мало халявы!», «Дали халяву не тем!». Они все никак не могут договориться, кто сядет на трубу, когда она вдруг освободится. А я хочу видеть около нее не очередного наездника, а мастерового с гаечным ключом, вентиль прикрутить. Странно, да? Страна разделилась на тех, кто пашет, и на тех, кто пилит. Пилит бабло. Тем, кто пашет, на митинги ходить некогда и кипеть праведным гневом на очередном ток-шоу некогда тоже, а тех, кто пилит, мне слушать неинтересно, вот я и не смотрю больше телевизор.

Что-то я разошлась. Виноват, конечно, Слава. Если бы мы занялись любовью, я бы так и не вспомнила, где лежит пульт от телевизора. К счастью, сейчас начнется исторический сериал. Последнее время мне нравятся костюмированные фильмы. Приятное разнообразие: кринолины и камзолы вместо коротких платьев и деловых пиджаков. Одна беда: сериал предваряет передача из серии «за жизнь». А поскольку жизнь понятно у кого, а у всех остальных прозябание, на экране знакомые все лица. Я смотрю это без звука, просто жду, когда пойдут титры. И думаю в это время о своем. А звезды в стеклянном аквариуме беззвучно, как рыбы, открывают рты. Благодаря моде на силикон девицы и впрямь похожи на рыб, некоторые так перекачивают гелем губы, что остается только догадываться: у них проблемы со зрением или с мозгами? Насколько плохо надо видеть, чтобы перестать отличать красоту от уродства. И как туго соображать, чтобы позволять манипулировать собой людям с отвратительным вкусом и пустым карманом. Потому что только из жадности к деньгам можно так издеваться над женщиной.

И опять-таки из-за Славы я включила звук. Парень на экране был очень уж хорош. Есть модное слово «харизма», которое означает, что от человека, который ею обладает, невозможно оторвать взгляда, пока он не закроет рот. Его голос, как дудочка крысолова, очаровывает и ведет за собой в неведомые дали. И весь его облик пробуждает в душе что-то такое, отчего кровь начинает пульсировать быстрее, а тело гореть в огне, и туманное облако мечты принимает очертания человеческой фигуры, у которой потом появляется и лицо. Да вот же оно!

Я включила звук. Неудовлетворенная женщина похожа на пороховую бочку, которая может взорваться из-за пустяка. Из-за вполне невинного поцелуя на экране. От одного слова, сказанного каким-то особым голосом, с намеком. Просто от взгляда на голый торс накачанного мужчины. Вот я и открыла рот. Хотя парень был одет в потертые джинсы и простую белую футболку. Но никакая одежда не могла скрыть его харизмы.

– Максим, скажите, съемки были трудными?

– Да, мы снимали в Марокко, на жуткой жаре. Сами понимаете, лето, – он обаятельно улыбнулся. Сердце мое подпрыгнуло и рухнуло, как на американских горках, в бездонную пропасть. Я испытала подзабытое чувство. А он, мерзавец, продолжал улыбаться!

– Расскажите о себе. Я знаю, у вас много поклонниц, которым интересно узнать, кто вы? Откуда? Ваша звезда взошла совсем недавно, благодаря сериалу… – Она назвала фильм, который я, разумеется, не смотрела. О чем теперь пожалела. Не важно, чем началась и сколько продолжалась эта бесконечная мыльная история, главное, что в ней был Он. Этот парень и плохое кино может сделать отменным.

Допрашивала харизматичного экранного красавца унылая девица в очках. Лицо у нее при этом шло пятнами, даже грим не спасал. Она тихо млела рядом, можно сказать, томилась, осознавая ничтожность своих шансов, а он великодушно решил ее не разочаровывать. Улыбался и отвечал очень ласково.

– Да, до этого сериала я был никому не известным актером. Снимался в эпизодах. Играл в театре «кушать подано».

– И вдруг поперло?

– Да, так получилось.

Он был спокоен. Не нервничал, не суетился. В его глазах я видела равнодушие человека, которому давно уже все равно, жить или умереть. Он дошел до грани, занес ногу над пропастью, покачался на краю и по какому-то роковому стечению обстоятельств отступил. Но ему легче было умереть. Поэтому он так спокоен. Готов снова играть «кушать подано» и сниматься в эпизодах. Я смотрела и пыталась понять. Рылась в своей коллекции, отыскивая: с кем бы его сравнить? Куда поставить? Он своей славой не дорожил, вот в чем дело! Поэтому слава буквально вешалась ему на шею. Преследовала по пятам. Обивала порог его дома. Стучалась в двери. Просто терзала его в лице этой измученной половой истомой девицы: