По моему глубокому убеждению, именно эти два фактора являются основной причиной периодически повторявшихся волнений, происходивших в Александрии. Об этих волнениях мы имеем подробные сведения благодаря литературным источникам и некоторым документам, представляющим собой фрагменты политического памфлета, так называемому Языческому мартирологу; это примечательное собрание пользовалось большой популярностью среди греческого и эллинизированного населения Египта. Волнения принимали форму еврейских погромов, но были определенно направлены против римского правительства и носили почти исключительно политический характер. Притом несомненно, что, так же как и в городах Малой Азии, уличные философы-киники имели значительное влияние на беспокойные элементы александрийского населения, в особенности на пролетариат. Это влияние отражается в кинических темах, которые часто возникают в так называемом Александрийском мартирологе, например: «Царь и тиран», «Свобода и рабство» и т. д.[153]

Каким же образом создалась такая обстановка? Волнения в Александрии начались еще при Калигуле, между тем как на Востоке нигде, кроме этого города, до периода Флавиев не обнаруживалось никаких признаков недовольства. Для того чтобы понять это явление, следует вспомнить то, что было сказано в последней главе о блестящем возрождении экономики Востока по окончании гражданских войн.[154] Экономический подъем сопровождался таким культурным возрождением, какого не знал Запад. Даже римляне снова стали воспринимать греческую культуру, искусство и литературу как эталонные образцы. Нерон первым возвестил это urbi et orbi как новое Евангелие и сам поступал в соответствии со своим убеждением. В греческих городах и особенно в среде их высших слоев, в кругах интеллектуалов, это вызвало мощный и даже чрезмерный всплеск амбиций. При Веспасиане наступила реакция. Восток, раньше всех поддержавший его своим признанием, ожидал всевозможных привилегий, наступления нового «золотого века»: свободы, предоставления римского гражданства, мест в сенате и многого другого. Но, как мы уже видели, Веспасиан и не думал идти по пути, намеченному Нероном. Он не был ни космополитом, ни греком. Будучи италиком по рождению, он разделял все предрассудки своих соотечественников и не верил в превосходство греков. Кроме того, он знал, что не может обойтись без поддержки Запада, и понимал, что восточная оппозиция — это не более чем фронда и что она не представляет для него серьезной угрозы. Возможно, он слишком далеко зашел в этой политике и нажил себе новых врагов даже в Риме. «Родосская» речь Диона показывает, что он и люди его круга — в Риме, кроме него, жили и другие именитые греки — разделяли веру в возрождение греческого мира и требовали к себе большего уважения. Такие философы, как Дион, никогда не призывали к мятежу и бунтам, но то, от чего их удерживала умеренность, делали за них уличные философы, чьи происки были направлены на то, чтобы любыми средствами завоевать популярность в народе; тем самым они давали Веспасиану лишний повод сделать для них Рим как можно более неуютным местом. Однако, будучи изгнанными, они доказали свою настойчивость, сумев-таки снова проникнуть в Рим и возобновить там свои проповеди.[155]