— Вот это да! Слушай, у меня даже мурашки по коже! Но Семь-сорок, вот ведь иезуит какой! Интересно, он знал, что психиатричку на дом может только милиция вызвать, или это у него случайно получилось?

— Мне почему-то кажется, что у этого человека ничего случайно быть не может просто по определению. Несмотря на то количество слов в минуту, которое он произносит со скоростью станкового пулемета, голова у него на плечах имеется, и весьма толковая. Мы после его рассказа минут десять в себя приходили.

— Слушай, но я просто в шоке. Бедный Изя! Так жалко его, так жалко!

— Пожалел волк кобылу — оставил хвост и гриву. Ну что, как тебе мои новости? Впечатляют?

— Обалдеть! Да, этой осенью помехам несладко пришлось. Причем всем сразу. Я, кстати, вот что думаю: а не боишься, что как только они со своими текущими проблемами разделаются, снова вылезут на частоты Спасения, только будут куда как злее, чем прежде?

— Думал уже, — с тягостным вздохом отозвался Иван.

— И какое твое мнение?

— И вылезут, и злее будут. Им же поголовно лоботомию не сделаешь, чтобы они себе другое развлечение по жизни нашли. Значит, будут снова докапываться до Спасения. Тем более что спасенцы для них сейчас — враг номер один.

— Получается, что все, что вы делали — это бессмысленно? Только раззадорили их, да разозлили.

— Почему же сразу бессмысленно? Во-первых, сейчас в канале хотя бы слышно, кто чего кричит. А то даже ретрансляция не всегда помогла. Плюс и для вас, операторов, и для нас, корреспондентов. Потом, для них это все-таки серьезный урок. Раз по мозгам получили, два получат, три получат, может быть, до них чего-то и дойдет. В любом случае, в девятнадцатом канале им не место. И они должны это понимать. Будем учить их тому, что в школе забыли преподать. Надо, чтобы у них появилось абсолютно четкое понятие того, что раз ты вышел в эфир и нахамил, — изволь отвечать. Поэтому расплата должна настигать их непременно, независимо от того, по каким причинам они это сделали. Если человек от дури великой сообщает о заложенном взрывном устройстве, он автоматически попадает в ряды уголовных преступников. А оскорблять операторов Службы спасения при исполнении служебных обязанностей, выходит, что, можно? Я так считаю, чтобы выяснять отношения, существуют и иные методы, нежели брань, да еще и на весь канал.

— Не знаю. Для меня все это как-то сложно. Когда я на работе, и целый день только и слышу, что их мерзкие голоса, то кажется, своими руками бы удавила, гадов. А вот сейчас, даже и описать не могу, что я чувствую. Знаю, что ваши методы борьбы с ними неправильные, но с другой стороны, ничего другого предложить тоже не могу. Почему нельзя все это сделать как-то более цивилизованно? Почему обязательно битье морд, вызов милиции с психиатрами на пару, и все остальное? Я не про тебя или про Семь-сорок говорю, я в целом.

— Мне это тоже не нравится, Кристя. Но что поделать? Либо мы их, либо они нас. В Питере каналы спасения давно в роли местной помойки выступают, знакомые ребята-дальнобойщики рассказывали. В Самаре радиолюбители вообще на операторов матерятся, мол, чего вы тут копошитесь, это наш канал, и валите отсюда подобру-поздорову. Мы же столица, остальные города, так или иначе, на нас равняются. Поэтому нам просто категорически нельзя скатываться вниз до всеобщего бардака. Это будет удар не только по Московской Службе спасения, но и по всем региональным, которые только-только подниматься начали.

— Ты прав. Мне это как-то в голову не приходило.

— То-то же. Поэтому будем думать, как быть дальше. Я проштудирую уголовный кодекс на предмет того, как же все-таки этих подонков всерьез привлечь к ответственности, Елена сказала, что поговорит с Вереском. Он давно в Спасении работает, может быть, что-нибудь интересное подскажет. Решили, что с вашей внутренней службой безопасности будем знакомиться. Все же одно дело делаем. Так чего ж порознь маяться. По крайней мере, хотя бы информацией будем обмениваться. А там глядишь, потихоньку лед тронется. Отстоим эфир. Да и с вас лишнюю нервотрепку снимем. Вам и без помех несладко живется. Между нами, девочками, не хотел бы я оказаться на вашем месте. Боюсь, что просто не выдержал бы. Такая тяжесть. Да изо дня в день!

— Иван, я хотела сказать…

— Так говори, чего замялась!

— Не знаю, с чего начать. В общем, я, наверное, уйду из Спасения.

— Подожди. Это как? Из-за Фредди, что ли? Он тебя все-таки достал, да?

— Да нет, совершенно не из-за него. Просто из-за самой работы, как таковой. Я давно уже думала над тем, кем хочу быть. Я же в Спасении случайно оказалась. Можно сказать, просто от нечего делать сюда сунулась. А теперь вот понимаю, что это не мое. Работа здесь мне очень многое дала. Я не знаю, как выразить словами то, как много я получила от своих девчонок, как многому они меня научили. Не только в плане профессии, ты меня понимаешь, да? У меня ведь никогда не было подруг. Просто по факту. А здесь вот появились. И какие! Я чувствую, что моя смена — это как бы моя семья. Где всегда примут, поймут, обогреют, помогут. Поэтому для меня это очень трудное решение. Но по-другому я тоже не могу.

— А из-за чего ты тогда решила сорваться? Просто оттого, что сильно устаешь?

— Да нет же, это совсем не главная причина. Если в общих словах, то труд оператора — это не то, чем я бы хотела заниматься всю свою жизнь.

— А ты уже нашла себе новое место работы?

— Не совсем. Я выбрала сферу деятельности, за которую хотелось бы зацепиться. И даже сделала кое-какие подготовительные шаги к этому. Но ничего наверняка утверждать пока не берусь. Это все пока из области мечты и вилами по воде писано.

— Что-то связанное с рисованием?

— Можно и так сказать. Просто встреча с твоей сестрой подтолкнула меня к мысли, что я пока бреду вперед по жизни, словно с завязанными глазами. То есть вроде бы иду, и вроде бы куда надо, но это не совсем мой выбор. Словно лошадь в шорах. Видит перед собой лишь гоночный круг, и мчит по нему. А ведь существует множество дорог. И я хочу знать, из чего я могу выбирать, и хочу быть уверенной, что сделала наилучший выбор в данной ситуации.

— Подожди, давай разберемся. Если я правильно тебя понял, что ты считаешь, что Спасение для тебя было чем-то вроде промежуточного этапа. Перевалочной станции. Ты чему-то успела научиться, смогла разобраться в собственных желаниях, и теперь хочешь перейти к следующему этапу. Так?

— В принципе, да.

— И ты хочешь заниматься тем же, что делает Ольга? Я заметил, что вы друг друга буквально с полуслова понимаете. То есть, я хочу сказать, для тебя ее труд не в новинку.

— По крайней мере, очень хочу себя попробовать. Это же так привлекательно! Высокая мода, новые разработки. Только успевай отслеживать тенденции очередного сезона. Или плюнуть на все, и попытаться самой делать моду, определять, что будут носить люди в этом году. Быть, как говорят, законодательницей мод, как Коко Шанель. Ну, а вдруг получится? Никто же наперед наверняка сказать не может. Ну, а если нет, если это все-таки тоже не мое, тогда придумаю что-нибудь другое.