Вынужденное одиночество, отказ от помощи, недоверие к посторонним, отчаянная потребность в родственной душе, которой можно довериться… Сердце мое сжалось от сострадания и восхищения. Всего несколько недель, как я живу в Больших Королевских Конюшнях, но мне с большим трудом удается сохранить свою тайну. Наоко это делает всю жизнь!

– Ты не ёкай, – я крепко сжала ее руку. – Монстры – те, кто сжигает невинных детей.

Она разочарованно покачала головой:

– Ты так говоришь, потому что не видела, как открывается рот. Я тоже первые годы была в счастливом неведении. По ночам, чувствуя, как он оживал на затылке, понимала: мальбуш голоден. Я незаметно собирала остатки ужина, чтобы накормить его в уединении своей комнаты. Нескольких рисовых шариков и стакана молока тогда было достаточно, чтобы он успокоился. Потом стала прихватывать кусочки сырой рыбы и остатки шашлыка яки-тори, чтобы удовлетворить его растущий аппетит. Я старалась не обращать внимания на ужасные звуки чавканья и глотания за шеей. До той майской ночи, когда соседский кот забрался в мою комнату через полуоткрытое окно, вероятно, привлеченный запахом молока в миске, которую я оставила…

Черты лица девушки исказились. Она погрузилась в болезненные воспоминания.

– Именно его истошное мяуканье разбудило меня. Бедняжка дико выл, пытался вырваться, но не мог, потому что я крепко держала его. – Наоко, волнуясь, в свою очередь схватила меня за запястье: – Ты понимаешь? Я поймала его во сне, сама того не ведая! Вернее, это был мальбуш, который овладел моим разумом во время сна. Погрузил в сомнамбулическое состояние, чтобы удовлетворить свою прожорливость!

Наоко резко отпустила мою руку, оставив следы своих пальцев.

– В ужасе, вся покрытая царапинами, я выронила кошку. Несчастный убежал на трех лапках. Четвертая висела кровавым обрубком. Со стороны моего затылка доносился треск костей и хрящей. О! Этот грохот демонического жевания! Никогда его не забуду!

Подруга прикрыла ладонями уши, как бы заглушая звуки собственных воспоминаний, которые преследовали ее.

– В ту ночь мне стало ясно, что мальбуш жаждет свежей плоти, точно так же, как вампиры свежей крови. Я приняла решение больше не идти у него на поводу и перестала кормить. Но этого было недостаточно: соединенный с моим телом, мальбуш питался тем, что я съедала обычным путем. Поэтому я стала вегетарианкой, чтобы полностью лишить его мяса. Первые несколько месяцев были мучительными, я не спала по ночам. Мне приходилось несколько часов подряд прижимать подушку к шее, чтобы заглушить требовательное клацанье зубов. Он успокаивался только под утро, как все гнусные твари…

– О, моя бедная Наоко. Мне очень, очень жаль.

Вот в чем причина глубоких темных кругов под глазами восточной красавицы.

– Не могу представить, через что тебе пришлось пройти. Какую войну ты ведешь каждую ночь.

Слабая улыбка озарила ее лицо.

– Забавно: ты употребила то же слово, что и я. Да, борьба с мальбушем – это война. Как и во всех битвах, трудности – закаляют. Первые несколько схваток были страшными, хаотичными. Я ложилась спать в слезах, убежденная, что мне не вынести следующую ночь. Но со временем появилась уверенность. Я обнаружила, что вегетарианская диета ослабляет силы рта. Постепенно щелканье зубов становилось менее яростным, как будто отсутствие еды вводило его в некую летаргию. Ночами мне даже удавалось поспать несколько минут.

Наоко глубоко вздохнула. Лицо ее расслабилось: она снова держала эмоции под контролем.

– Если моя борьба с мальбушем – действительно война, то сейчас на линии затишье. Ночами, если рот начинает дрожать, я практикую медитацию, дожидаясь, пока он полностью онемеет. И только после этого ложусь спать.

Как заключительный аккорд к невероятному рассказу подруги в глубине «Гранд Экюри» раздался далекий звук колокольчика: сигнал, созывающий пансионеров на утренние занятия.

Ловким движением подруга убрала длинные пряди в компактный шиньон, умело закрыв спящего мальбуша. Лакированная шпилька закрепила этот кляп из волос.

– Ну вот, теперь ты знаешь мою тайну.

– Обещаю хранить ее так же бережно, как свою собственную.

Улыбка девушки стала чуть шире.

– Я бы не открылась тебе, если бы не была уверена в этом.

Она встала. Я удержала ее за руку:

– Подожди. Не уходи так быстро. Скажи, как тебе помочь? Ведь я могу что-сделать, правда?

В повисшей тишине слышалось потрескивание дров в камине.

– Отец долгое время настаивал на том, чтобы я приняла участие в «Глотке Короля», удостоилась этой высокой чести. Я отказалась под мнимым предлогом застенчивости. С тех пор он со мной очень холоден. Но правда в том, что сама идея отпить кровь Короля вызывает у меня гадливость. Ненавижу Тьму всем существом! Она оскверняет все, к чему прикасается! Воскрешает мертвых, покрывает плоть живых чудовищными опухолями. Даже прекрасное, невинное украшение природы – ароматные розы – превратила в вонючую погань!

Наоко вздрогнула:

– Не знаю, какой эффект произведет на мальбуша глоток королевской крови, насыщенной тьмагной. Разбудит его? Если тайну раскроют, мне конец: инквизиторы отправят прямиком на костер…

– Никто не узнает, – заверила я ее.

– Возможно. Придется быть крайне осторожной, когда через год я предстану перед Двором. Учитывая дипломатическое положение отца, не получится избежать этого. Как поведет себя мальбуш, окруженный бессмертными? Всей этой кровью… Тьмой? Во дворце, как никогда, мне понадобится друг. – Глаза Наоко мягко светились в свете пламени. – Не оставляй меня, Жанна. Не убегай, как Тристан. Вы были так близки, а потом он покинул тебя. Не поступай так со мной, умоляю. Останься рядом. Убей своего виконта де Мортанжа, если таково твое желание. Но останься в живых. Останься живой, ради меня!

К горлу подкатил ком. В первый раз Наоко просила о помощи. Она, кто всегда был рядом в трудную минуту, кто без колебаний спасал меня. И эту единственную просьбу подруги я не могла выполнить. Потому что не представляла, как можно выжить после покушения на Короля? Девушка не знала о безумном плане, даже не подозревала, что перед ней смертница.

– Что бы ни случилось, я навсегда останусь твоим настоящим другом, – ответила я, ощущая тяжелое бремя вины перед ней.

Подруга прошептала слова благодарности, прежде чем выпустить мою внезапно ослабевшую руку.

ДЕНЬ ПРОХОДИЛ В ТИШИНЕ, в теплом коконе старых гобеленов.

Каждые два часа швейцарский охранник, отвечающий за комнату кобылиц, стучал в дверь и заходил внутрь, чтобы подбросить несколько поленьев в камин. В полдень служанка принесла супницу с дымящимся бульоном и свежий хлеб, – то, что согрело меня изнутри. Я сумела поднести ложку ко рту без дрожи в руках, а вскоре боль отступила. Но по мере того, как спадала лихорадка, росло беспокойство.