Впрочем, о своих тревогах он никогда ничего мне не говорил, только подбадривал и хвалил за успехи.

Отдельным сюрпризом стали для меня занятия по вокалу и сценическому движению. Я, честно сказать, к этому моменту считала, что моя эстрадная карьера бесславно завершилась, так толком и не начавшись. Однако Володя сообщил мне, что я ошибалась.

– Это же колоссальное твое преимущество, – объяснял он. – Разумеется, ты будешь продолжать сценическую карьеру. Более того, теперь в нее будет вкладываться государство! Поверь, ты получишь лучшего продюсера, писать для тебя песни будут лучше композиторы и поэты. В твоей мировой известности очень заинтересованы.

– Это почему же? – ехидно спросила я. – Неужто из альтруистических соображений? Или просто кое-кому выгодно, чтобы мое имя гремело как раскрученный бренд, чтобы для меня не было проблемой отправиться в любую страну, получить любую визу? Чтобы мысль о моей причастности к каким-то политическим играм, интригам и скандалам казалась просто абсурдной: кто же станет делать агентом певицу, жизнь которой всегда на свету, всегда под прицелом папарацци? Двойной отрицание, да, Володенька? Игра на опережение?

– Да, это так, – дернул плечами он. И все так же, по детской привычке, склонил голову к плечу, как воробей. – И что?

– А то, – рявкнула я, – что не нужно тогда втирать, как мне охрененно повезло, что родина решила инвестировать в меня бабло!

– Слушай. – Он устало потер двумя пальцами переносицу. – Я ведь честен с тобой, правда? Я не пытаюсь внушать тебе какие-то иллюзии. Да, ты вляпалась в дерьмо, и ничего тут не поделаешь. Но можно же, по крайней мере, попытаться найти положительные стороны? Например, ты сможешь продолжать петь – разве не об этом ты всегда мечтала? Будешь гастролировать по миру, придет долгожданный успех…

– Ох, Володя, – простонала я. – Сделай милость, заткнись!

Больше всего внимания Володя уделял моим занятиям по рукопашному бою.

Уроки проходили в специально оборудованном подвале. Мы спускались туда на лифте – в хромированной кабине с множеством кнопок, на которых светились странные значки. Понять по ним – сколько в здании этажей и какая кнопка какому из них соответствует, было довольно проблематично.

Внизу, в зале нас обычно ждал уже Макс, жилистый парень с раскосыми восточными глазами и острыми скулами – мой инструктор. Макс преподавал мне основные принципы всех единоборств разом, вернее сказать, попросту учил драться, вырываться из захвата, применять болевые приемы и поражать противника, даже вдвое больше и сильнее меня. Бился он со мной безжалостно, однако стоило мне оказаться прижатой щекой к мату с заломленной за спину рукой или ногой, как Володя, наблюдавший за нами в стороне, тут же говорил:

– Хватит!

И Макс отпускал меня.

Однажды – это случилось примерно через полгода после вторичного появления в моей жизни Володи – Макс, не выдержав, вспылил:

– Ты понимаешь, что она – слабое звено? – внушал он Володе, тыча в меня пальцем. – Как ты сможешь с ней работать, если ты не можешь отрешиться? В случае провала ее будут использовать как рычаг воздействия на тебя! И ты сломаешься…

Володя слушал его, рассматривая носки собственных ботинок. Потом вдруг выпрямился и принялся стягивать через голову свитер.

– В чем дело? – вскинул надменно изогнутую восточную бровь Макс.

– Отойди, я сам сегодня буду с ней драться, – спокойно выдал Володя.

Я, усмехнувшись, сняла обувь и босиком ступила на мат.

В детстве мы с Вовкой никогда не дрались. Да это и странно было бы при нашей разнице в возрасте. Что нам было делить? Наоборот, мне приходилось его опекать. Пару раз я даже давала затрещины дворовым хулиганам, обижавшим моего «мелкого братишку».

Теперь же, когда все так поменялось, маленький мальчик неожиданно сделался моим куратором, наставником и вроде как высшим звеном руководства, нам предстояло сцепиться в драке.

Что ж, это было даже забавно.

Я видела, что слова Макса задели Володю.

То ли ему неловко было, что кто-то упрекнул его в мягкотелости и чувствительности. То ли в самом деле задумался: сможет ли он сохранять ясную голову, если мне в процессе какой-нибудь операции будет грозить опасность?

Так или иначе, в бой он бросился яростно.

В нашу последнюю встречу в родном городе Володя едва доставал мне до плеча, был тощим и легким. Я, наверное, смогла бы сбить его с ног одним толчком, приди мне в голову такая фантазия. Теперь же, когда мы выросли, разница в возрасте больше не подчеркивалась ни ростом, ни телосложением. Володя был выше меня на полголовы. Легкий, но крепкий и мускулистый. Наверняка он и сам в рамках своей учебы занимался всеми видами борьбы, проходил курс самообороны. Так что противником он был достойным, и уж точно – сильнее и опытнее меня.

Но Макс ведь именно из таких ситуаций выбираться меня и учил!

Мы сцепились с Володей на расстеленных матах. Он снова и снова набрасывался на меня, делал подсечки, старался повалить на пол. Он словно забыл, кем мы приходились друг другу. А может, самому себе пытался доказать, что в случае опасности наша дружба ничего не будет для него значить. Или в нем взыграли накопившиеся между нами недомолвки, его детская ревность и безнадежная мальчишеская влюбленность?

Взглянув в его побледневшее от ярости лицо, я завелась тоже. Вспомнила вдруг, как обрадовалась ему, как решила, что он каким-то образом меня нашел и приехал помочь, а потом оказалось, что мне теперь предстоит ему подчиняться. Вспомнила все эти месяцы, когда он, мальчик с потной ладошкой, имел полное право – и от души им пользовался! – отдавать мне распоряжения, приказывать, командовать…

– На кого ты так злишься? – хотелось мне выкрикнуть ему в лицо. – На меня или на свое начальство? А может, на самого себя?

Мы схватились не на шутку. Я перестала обдумывать удары и приемы: бросалась на него, как кошка, хрипло дыша.

И Володя не отставал. Он снова и снова заваливал меня на пол. Мой затылок с глухим стуком бился о маты. Но я выворачивалась, лупила его локтем в солнечное сплетение, кулаком в лицо, коленом в пах. Когда я, наконец, стала захлебываться кровью, хлещущей из моего разбитого носа, Макс вмешался и растащил нас, как рассвирепевших котов.

– Хорош! Хорош! – отрывисто выкрикнул он. – Сорокин, приди в себя!

Он тряхнул Володю за плечи.

Тот проморгался, потряс головой – и вдруг с ужасом уставился на меня. Я сидела на матах, запрокинув голову, и пыталась остановить хлеставшую из носа кровь.

– Сейчас перекись принесу, – хмуро бросил Макс и ретировался.

Володя судорожным движением стер тыльной стороной ладони кровь с подбородка и шагнул ко мне. Он опустился на колени, взял мое в лицо в ладони и зашептал потрясенно:

– Господи, Алинка… Прости меня! Пожалуйста, прости!