— И я тоже… в Академии, — признался полковник. — Но шпрехать, слава Богу, с немцами не пришлось. Забыл уже. — Вновь коротко хохотнул, но тут же прервал себя, спросил. — Так что от меня-то здесь нужно?

Кобзев озвучил вопрос.

— В какой гостинице она живёт или в какой оркестр поехала… Всё.

Полковник не выразил удивления, как предполагал Кобзев. Ульяшов думал: если действительно прапорщику нужно было ноты вернуть, значит, ему нужно вернуть. Это по-мужски. Это правильно. У Кобзева похоже другого пути и не было, как только к нему, к заму, и обратиться. Молодец. Правильный ход. Но можно и отказать… А можно и помочь, размышлял полковник. Наверное нужно помочь.

— Ну, про гостиницу я узнавать, конечно, не буду, — деланно вздохнув, заметил он. — Не поймут. А в какой оркестр поехала или куда там, попробовать можно… Это в оркестровой службе дивизии знать могут. Та-ак… Сейчас… — полковник полистал телефонную книжку, нашёл нужную запись. — Во-от… Сейчас попробуем. — Набрал номер телефона. — Товарищ полковник? Это полковник Ульяшов вас беспокоит… Узнали? Ну, конечно… Здравия желаю, Алексей Игоревич… Категорически вас приветствую… Ага… Да… Нет, всё в порядке… Ещё служу, а как же… как медный котелок… Да… Нет, уже вот-вот, скоро на пенсию…

Кобзев сидел, терпеливо слушал никчемный пока разговор. Ждал, когда же полковник перейдёт наконец к главному.

— Ага… Я что звоню-то, Алексей Игоревич, подскажите, пожалуйста, вам сверху видней, куда сейчас по графику поехала иностранная ваша музыкантша… Нет, ваша! Какая же она наша? Вы же её прислали… Сама? А, понятно… Пальцем, говорите, ткнула? Удачно, понимаешь, ткнула, если к нам в первую очередь… И вам она понравилась? И нам тоже… Ага… Такая вся… — Ульяшов восторженно дёрнулся всем телом, но взял себя в руки. — Гха-гхымм… Маккинли, лейтенант… Гейл… Да… Приятная дамочка…

Александр весь превратился в слух.

— Нет, наши девки лучше… Что? Ну, куда уж мне за вами, молодыми! У меня уже полшестого… На сапоги, я говорю, крючок смотрит… Ага! Ха-ха… Больше вприглядку теперь получается… Шучу, конечно, шучу… Просто теперь не так как раньше… Раньше два раза в день, как часы, сейчас тоже два раза, но в месяц… Ха-ха-ха… А больше и некогда… Служба!.. Служба превыше всего! Да, товарищ полковник, да! Раньше? Ха-ха-ха… Всё, что ползает и шевелится… И пили, что горит… Ага!.. Знаете же… Гха-гхымм… — Полковник поперхнулся. Кобзев внимательно слушал, как тот связист на прослушке. — Куда? К летунам, говорите? Это где? А… Понятно… К академикам! К 11.00? Понятно! А потом… Всё? И аля-улюм, гони гусей… Я говорю, домой потом, нах фатерлянд? Ага, в Америку. Понятно. Про фатерлянд это я так, образно. А чего она к нам-то приезжала, Алексей Игоревич, не знаете? За каким это, как говорится… если не секрет… Куда?..

Полковник неожиданно округлил глаза, Кобзев ещё больше насторожился.

— На конкурс, говорите? На какой конкурс? На Международный!.. Ух, ты, ёлки моталки!.. Это наш оркестр, что ли?.. Вы шутите?! Нет, конечно… Что вы… Если б такое… Да мы б с командиром им сразу — каждому! — по медали за заслуги… перед… нашим полком и страной выдали… Да!

Ульяшов откинулся на спинку стула, свободной рукой машинально перекладывал с места на место бумаги.

— …И премию тоже… По окладу. Может, по два… А как же!.. На такое дело, как говорится, и денег не жалко.

Даже кулаком пристукнул для убедительности.

— …Нет, я говорю, нет… К сожалению, наши такое не потянут… Кишка тонка… Я ж их, как… облупленных… столько лет! Ага.… Да… Кстати, я вам откровенно скажу, они только один марш у нас здорово исполняют…

Ульяшов по свойски подмигнул Кобзеву.

— …Лучше других оркестров, да. Я лично проверял. Вне конкурса играют!.. Нет, нет, и другие марши тоже хорошо… Но один — особенно… «Вступление Красной Армии в Будапешт»… Знаете, да? Вот это марш! Это что-то… Маршок! А как же! Нет. Я говорю, играть могут, а на конкурс нет. Я же их всех отлично знаю… Потому и говорю, что не смогут… Ну, ладно, теперь-то уж что, товарищ полковник… После драки, как говорится… Ага! Умерла, так умер…

За дверями, в коридоре, послышался резко усиливающийся шум, топот, громыхание, не то борьба, не то какие упражнения по преодолению препятствий… Это в штабе-то!! «Опять чей-то сейф из кабинета в кабинет солдаты неосторожно перетаскивают, наверное», — подумал Кобзев. Полковник, заканчивая разговор, поморщился, глядя на закрытую дверь.

— Ну ладно, Алексей Игоревич, спасибо за информацию. — С опаской уже глядя на разрастающийся за дверью шум, полковник торопливо сворачивал разговор. — Желаю вам всего доброго, в первую очередь досрочных генеральских погон… Да! Не забудьте потом пригласить… Ага. Спасибо… Нет, нормально. Таких гостей можете присылать ещё… Таких фигуристых примем… Ну, добро. До свидания. Супруге привет… Ага. Спасибо. И… я обязательно передам. Да… — Не успела трубка лечь на рычаг, как…

Произошло совсем уж что-то невообразимое. Резкий стук в дверь — накладываясь, — грубо оборвал окончание телефонного разговора… Дверь кабинета решительно распахнулась, на пороге возникли «амбалы» в белых медицинских халатах, марлевых повязках на лицах. Солдаты срочной службы, медбратья, но с носилками… Да, да, именно с носилками. За ними выглядывали и другие медики. Человек шесть-семь. Начальник медицинской службы полка, офицер, подполковник, и остальные там. Все они выглядели устрашающе, как японские «ниндзя», только не в чёрном, а наоборот во всём белом: с марлевыми повязками на лицах, в медицинских халатах, в шапочках, в белых бахилах на ногах… Как посланники «оттуда», сверху. Глаза, в белых прорезях бойниц, как острые клинки… Из коридора, в этот момент, доносился угасающий топот множества удаляющихся сапог, и чьи-то сдавленные вопли.

Ульяшов испугался, аж подпрыгнул от неожиданности на стуле. Вскочил и Кобзев.

— О! Что это вы тут себе такое позволяете, а? — только и произнёс Ульяшов, глядя на застывшую в дверях боевую группу санитаров. Громко, конечно, вскричал, начальственно, недовольно. Это понятно: такого с полковником ещё не случалось. Подумать только… В штабе полка! к нему в кабинет! без стука! без разрешения и так врываться! и с чем?!

Начмед полка немедленно отозвался, правда всё так же из коридора, из-за спин медбратьев.

— Извините, товарищ полковник, тревога! В полку зафиксированы приметы атипичной пневмонии. Срочно изолируем контактёров. Инструкция Военно-медицинского Управления Министерства обороны, начмеда дивизии, и приказ командира полка.

Заместитель по воспитательной работе даже вперёд от возмущения подался, взъярился, над столом завис.

— Да вы что? Серьёзно? Ко мне, вот так… А я… Ёпа-мать! А мы тут причём?

— При том, товарищ полковник, — начмеду трудно было говорить, субординация мешала и всё такое прочее, но он справился, продолжил. — Одного уже, музыканта, под вашей дверью стоял, мы изолировали… Надеюсь, вовремя. С вами ещё один… Прапорщик Кобзев. Вот он…

— Я?! — теперь и Кобзев почти онемел.