Существовали ремесленники, которые не занимались ничем иным, кроме мелких изысканных шкатулок – украшений любого амарнского дома.

Ювелиры создавали украшения из драгоценных камней, через тысячи лет внушающие благоговейный трепет посетителям музеев. Но они также работали с фаянсом и создавали мозаичные панно из мелких камешков, украшавшие стены амарнских комнат. Искусство изготовления фаянса достигло высочайшего уровня. Амарнская посуда, покрытая тонкой стеклянной глазурью, приобрела изысканные новые оттенки – более глубокий синий, шоколадный, множество оттенков фиолетового, желтого и пронзительный яблочно-зеленый цвет.

Блюда для обильных амарнских пиров, ложечки для мазей и еды, ножи с резными ручками – все это были произведения мастеров. Их делали из золота, серебра, меди, глины и бронзы. Найденная в Амарне стеклянная посуда относится к лучшим образцам искусства древности. Амарнские мастера первыми изобрели форму кувшина. Вазы, бутылочки, кубки и флаконы были самых различных цветов, но предпочтительными были светло-голубой и черный. Полоски цвета искусно объединялись. Одна очаровательная бутылочка из пестрого стекла имела форму рыбы. Теперь праздничные столы выглядели так прекрасно, как никогда раньше.

Прикладное искусство достигло совершенства. Из расположенных поблизости мраморных карьеров добывали прозрачный алебастр, из которого резчики по камню вырезали полупрозрачные вазы, статуэтки и ночники в форме цветов.

Мы можем быть уверенны, что во дворце Нефертити не было ни одного предмета, который не доставил бы удовольствие посетителям музеев в ином веке и в других странах. Ложечка для мази, которую подавала ей служанка, привлекала толпы людей к витрине Картье. Красота являлась обязанностью Нефертити и ее наследием.

Любовные песни, слагавшиеся в Амарне, были известны всему Египту, но до нас не дошли ни музыка, ни слова, за исключением нескольких фрагментов. В любимой песне Нефертити описывается история платана, влюбленного в пальму. «Но я сдержан, я не буду жаловаться». Сохранилась еще одна популярная песня, исполнявшаяся хором вместе с арфистами, развлекавшими гостей на банкетах:

(Ешьте, пейте и веселитесь, или, на современный лад, «все равно не заберешь деньги в могилу!».)

Литература вознеслась до высот, о которых в Египте и не мечтали. Среди писавших был и Эхнатон. Амарнские письма сохранили для нас труды некоторых писателей. Но поэтические произведения Эхнатона, изливавшиеся из него во время этих чрезвычайно творческих лет, спас Ай. Ему дано было соизволение на стенах своей гробницы полностью воспроизвести великий гимн Солнцу. Части этой оды содержатся и на стенах других захоронений.

Гимн Эхнатона был первой в мире великой религиозной поэмой. Это замечательное литературное произведение раннего Египта. Сопоставив отрывки псалмов, где более всего выражено сходство, с отрывками из гимна Эхнатона, Бристед показал, что они совпадают слово в слово. Слова гимна произносились речитативом и тем размером, который позже станет известен как библейский:

Эхнатон пел обо всем, что видел, и за все это благодарил Атона. Он славил солнце, внедрявшего ребенка в чрево матери и мужское семя – в мужчину. Во дворце был курятник (домашние птицы были новостью для Египта), где он наблюдал чудо, курицу, которая «ежедневно приносит яйца». И за это он тоже благодарил Атона:

Он пел и о Ниле, но не как о боге, но как об еще одном подарке Атона:

Эхнатон все восхвалял и восхвалял солнце, гимн был длинным:

Кульминацией его песни-восхваления единого бога было отождествление себя с сыном Атона, «живущим в правде, властительным монархом Эхнатоном, чья жизнь будет длиться долгие годы».

Гимн Эхнатона заканчивается пожеланием Нефертити, его «великой царской жене, его возлюбленной, властительнице Двух Земель, жить и процветать во веки веков».

Строительство Амарны было начато в 1369 году, а через несколько месяцев в ней уже можно было жить. В течение семи лет молодые царь и царица счастливо жили в своем совершенном городе. Их жизнь описывали как один бесконечный праздник. Идиллия закончилась в 1361 году с новостью о кончине царя Аменхотепа, отца Эхнатона.

Фивы, 1361 год до н. э.

Вероятно, Эхнатон вернулся в Фивы, когда его отец был еще жив, поскольку существует портрет, где он, вместе с грустной и осунувшейся царицей Тиу, сидит у постели явно умирающего Аменхотепа. Разумеется, он должен был быть в старой столице и наблюдать за похоронами, поскольку долгом каждого египетского сына по отношению к своему родителю было благополучно предать его тело земле. Мало вероятно, чтобы с ним была Нефертити, в этот момент родилась их четвертая дочь.

Проезжая на своей колеснице по направлению к дворцу своего детства в Фивах, где до сих пор жила царица Тиу, символически представлявшая царскую власть, он должен был заметить тишину на улицах, но мог отнести ее на счет семидесятидневного национального траура по поводу смерти своего отца. Бывшая столица горевала об уходе старого царя, который был одним из истинно великих египетских фараонов. Аменхотеп III долго и хорошо служил своей стране: он защищал ее от угроз, поддерживал ее превосходство и в целости и сохранности передал своему единственному сыну, надеясь на продолжение династии. Если у него и были сомнения по поводу оставления страны в руках молодого мечтателя-фантазера, он никогда их не высказывал.

В Фивах был траур. Когда из дворца дошла весть, что старый царь «отбыл на запад», люди начали плакать и уныние распространилось среди жрецов Амона, так как они подозревали, что их существование поддерживалось лишь заступничеством старого царя, а теперь у них осталась одна царица. Могли ли они рассчитывать на Тиу, которая, как было всем известно, была очень близка к своему сыну? Теперь некому было сдерживать молодого царя, дискредитировавшего Амона и построившего Амарну.