После этих слов Судоплатов задумался, а потом отпустил меня, сказав, что разберется с этим вопросом. Через пару дней Стукова из моей роты убрали, но потом я заметила, что его перевели в роту с углубленным изучением саперного дела. Ладно, все-таки это лучше, чем мое подразделение. Пусть за него отвечает кто-то другой.

А сегодняшний день ознаменовался одним событием, в инициации которого несколько месяцев назад я принимала участие. На утреннем построении Судоплатов во всеуслышание объявил, что, наконец, вышел из печати «Спутник разведчика и партизана». Учитывая высокий статус нашей школы, первую партию этих книг направили именно нам. Кроме всего прочего, личному составу школы вменили в обязанность изучить этот справочник и подготовить перечень замечаний и рекомендаций, так как это первое и, строго говоря, пробное издание. Так что теперь и по вечерам скучать не придется.

Сегодня после внимательного изучения снимков наблюдающий меня врач сказал, что я полностью здорова. Хотя он рекомендует еще недельку проявлять, как было сказано, разумную осторожность при физических нагрузках. Я это поняла так, что нельзя пока ударяться грудью и падать. Ладно, все равно теперь я могу полноценно вести занятия и восстанавливать свою форму в полном объеме. Торжественно пообещав доктору, что буду безоговорочно следовать всем его рекомендациям, я сразу же отправилась на полигон. Наконец смогу не только следить за правильностью выполнения тех или иных упражнений, но и сама показывать все, что нужно. Но пока машина везла меня за город, вдруг в голову полезли такие неприятные мысли, что я даже заерзала на сиденье. Понятно, что сейчас я нацелена исключительно на войну. Как, впрочем, и весь народ. Но через четыре года, а может, и раньше война закончится. Или, точнее, как что-то осталось в памяти из школьных уроков, вместо этой войны начнется война холодная. А в холодной войне победит тот, у кого будет лучше развита наука, техника и, как я только теперь начала понимать, идеология. В идеологическую составляющую я ни за какие коврижки не полезу. Значит, мне остаются наука и техника. Вот тут, не считая атомной промышленности, на одно из первых мест выйдет вычислительная техника, в которой мне есть что сказать.

Только теперь я поняла, как в свое время мне повезло. Повезло не только в том, что я попала учиться в одну из лучших физматшкол Москвы, но и в том, что среди наших учителей были преподаватели, которые, если можно так сказать, пришли в этот бизнес еще до эпохи персональных ЭВМ. То есть основные этапы развития вычислительной техники в СССР проходили у них на глазах и с их участием. И эти учителя нам все детально рассказывали и показывали, причем не только на уроках, но и в кружках. Поэтому тут мои знания имеют более или менее комплексный характер. Я неплохо знакома с традиционной архитектурой ЭВМ, с элементной базой (на логическом уровне), а также с основными идеями создания операционных систем и компиляторов. И еще из истории развития советской вычислительной техники я запомнила, сколько вначале было разных направлений, большинство из которых оказалось потом тупиковыми. Поэтому тут мои знания могут принести серьезную пользу. Но за время войны я могу почти все забыть. Следовательно, нужно уже сейчас позаботиться о том, чтобы все мои знания зафиксировать. А что для этого нужно? Правильно. Нужен известный кабинет, сейф и время.

Стоп, стоп, неправильно! Как только я сунусь в свой кабинет, об этом сразу же станет известно товарищу Берии, и начнется «старая песня о главном» – «Мы войну выиграем и без вас, товарищ Северова, а вы занимайтесь наукой, хотите здесь, а хотите – где-нибудь подальше от фронта». Но я на это решительно не согласна. Думаю, что любой нормальный человек, побывав в местах, по которым прошли немцы или над которым пролетели их бомбардировщики, и посмотрев, что они там после себя оставили, не сможет спокойно сидеть где-то в глубине страны и заниматься чем-то не завязанным напрямую на победу. Особенно если у этого человека еще и муж воюет. Если бы я могла придумать какую-нибудь пушку или танк, то, может быть, и согласилась, а в данной ситуации – нет, ни за что. Значит, нужно работать над этими бумагами прямо здесь.

Тогда встает вопрос секретности. Тут я призадумалась, а потом сообразила. Ведь сама много раз читала, что меньше всего люди обращают внимание на то, что находится, как говорят, прямо под носом. В конце концов, студентка я или так, рядом проходила? Вот и записываю мысли, чтобы форму не утратить. И пусть смотрят сколько угодно. Формулы увидят, слова знакомые – тоже увидят, а что к чему, не поймут. Ни наши, ни немцы, если даже к ним что-то и попадет. Ведь я не все подряд выпишу, а только расставлю, если можно так сказать, путевые вехи, по которым всегда смогу вспомнить базовые идеи. Практически невероятно, чтобы в этом времени нашелся еще один человек, который сумел бы найти общее между архитектурой фон Неймана, двоичной системой счисления, функциями алгебры логики и синтаксисом языка программирования Си. Тем более если к этому добавить прямой и дополнительный коды и логические схемы триггера и полусумматора. Если же предположить, что кроме меня есть еще один попаданец, который в состоянии во всем этом разобраться, то можно быть уверенным, что он и без моих бумажек сможет написать все упомянутое выше. Так что пишу и ни о чем не беспокоюсь. А чтобы окончательно исключить упреки в нарушении режима секретности, все писать буду в особом отделе и там же оставлять на хранение.

Конечно, Зоя обратила внимание, что в течение нескольких следующих дней я по вечерам, вместо того чтобы сразу падать в койку, добредала до особого отдела и там около часа строчила какие-то бумаги.

– Что ты, Анюта, там все время чиркаешь? Донесения шифруешь?

– Нет, Зоя. К шифровкам это никакого отношения не имеет. Ты, возможно, помнишь, что я в НКВД попала случайно – влюбилась в лейтенанта НКГБ и вышла за него замуж. А дальше пошло-поехало. Но на самом деле я – недоучившаяся студентка. По профессии инженер-электрик с углубленным знанием математики. После войны собираюсь сразу пойти в науку. Вот мне время от времени приходят в голову разные идеи. И я решила, что стоит эти идеи записывать, чтобы не забыть что-то важное. А потом, после войны, на основе этих идей можно будет создавать новые приборы и механизмы.

– Так какие же приборы ты хочешь создавать?

– Вот ответь, Зоя, на простой вопрос: что большую часть времени делает математик? Правильно, занимается вычислениями. – На самом деле это неверно, но для Зои так будет понятнее. – Хотелось бы придумать такие устройства, которые умели бы очень быстро считать. Сейчас вон сколько времени нужно потратить, чтобы перемножить два числа. Самое быстрое – это на логарифмической линейке, но там точности практически никакой. Да и скорость тоже очень небольшая. На арифмометре можно быстрее, но не намного. Да и ломаются эти арифмометры почем зря – я уже видела. А я мечтаю придумать такой прибор, чтобы он любую арифметическую операцию мог выполнить за доли секунды. Задал два числа, нажал кнопку и сразу получил результат. Вот было бы здорово.

– И что, ты уже придумала такой прибор?

– Что ты! Он будет очень сложным. Но в основе любого подобного прибора должна быть теория, наука. Например, в основе создания самолетов лежит наука аэродинамика. В основе того, о чем я мечтаю, лежит электроника и математика. А я все-таки математик, хотя и недоучившийся. Вот по ходу дела кое-что придумала. Это и записываю.