— Ян, быстро к аппарату. Звони в ближайшее отделение, давай ориентировку на этого Магомеда, что в зале выставочном видел, чтобы срочно задержали: наверняка документы не в порядке.

— Понял, — ответил Ян и без лишних слов выскочил на улицу. Через две минуты он вернулся, очень довольный собой. — Едут!

— Спросили, кто говорит?

— Доброжелатель, — засмеялся Старыгин. — Что теперь?

— Теперь — подождем.

Они вышли из машины, дошли до угла, и Трегубец, слегка высунувшись так, чтобы видеть входную дверь в галерею, принялся наблюдать. Не прошло и двух минут, как Магомед с небольшой авоськой вышел из заведения Горловой и, оглядевшись по сторонам, двинулся в противоположную сторону от наблюдавшего за ним Трегубца. Далеко уйти ему не удалось: через двадцать метров рядом с ним остановилась патрульная машина, из которой резво выскочили два красномордых милиционера и, ухватив Магомеда за рукав, стали что-то горячо с ним обсуждать. Трегубец с удовольствием наблюдал, как дискуссия постепенно перерастала в рукопашную, как Магомеда скрутили и, надев на него наручники, сунули в «газик». Машина взревела уставшим мотором и понеслась прочь от «Дезире».

— Полдела сделано, — улыбнулся Трегубец. — Теперь так: я отбываю в неизвестном тебе направлении, а ты, Ян, через пять минут подхватишь женщину, что выйдет из галереи — это будет Светлана Алексеевна. Скажешь, что от Аркадия Ивановича. Отвезешь ее туда, куда скажет, после чего лично проводишь на вокзал и посадишь в электричку.

— Потом?

— А потом свободен, выпивай и закусывай. Ну, будь. — Трегубец хлопнул Яна по плечу и поплелся на работу.

— А картинка? — вслед ему крикнул Ян.

— А, картинка… Ну, пусть у тебя пока полежит, — уже удаляясь, ответил Трегубец и махнул на прощание рукой.

Ян действительно встретил Горлову и, честно выполнив указания начальника, отвез ее сперва на квартиру, где она быстро побросала в сумки вещи, потом на вокзал. Посадил в электричку и поехал (как опять же велел начальник) к другу раздавить бутылочку-другую.

Трегубец же в отличном настроении вернулся в Управление, посидел, позанимался текущими делами и ровно в шесть вечера отправился восвояси.

На излете второго дня, получив полную информацию о передвижениях следователя по особо важным делам по городу Москве, Паша Черкесов аккуратно расписал весь его маршрут по часам и положил оперативное донесение на стол Ермилову. Тот быстро пробежал глазами Пашины бумаги и задумался. «Галерея «Дезире», — сказал он сам себе, — что-то знакомое. Галерея «Дезире»…» В голове его, наверное, защелкала счетно-электронная машина и тут же выдала ответ: «Горлова, Света Горлова! Это же подружка Аслана. Что Трегубец делает в этой галерее? Неужели Аслана подцепили? Совсем некстати». Он подумал о восьмистах тысячах долларов, которые люди Аслана буквально позавчера привезли к нему в офис в двух спортивных сумках, и занервничал. «Если Аслана подцепили, это совсем… Тут путь ко мне. От него-то я отмажусь, но буча пойдет немалая. Если она пойдет — прости-прощай контракты, да и такое начнется! Надо срочно связаться с Цуладзе».

Он потянулся к телефону, и в этот момент услышал, как на его столе запищал селектор.

— Да, — сказал Геннадий Андреевич.

— Геннадий Андреевич, — прошелестела секретарша, — на проводе Цуладзе.

«Час от часу не легче!» — подумал Ермилов.

— Я возьму, — он поднял трубку и включил систему защиты от прослушивания. — Аслан, дорогой, сколько лет!

— Два дня всего. Слушай, Гена, — перешел прямо к делу Цуладзе. — Мы же друзья?

— Ну? — сказал Ермилов.

— Нет, ты мне ответь: друзья или нет?

— Друзья, друзья, Аслан.

— Значит, поймешь меня правильно. Понимаешь, Гена, выгодный контракт. Если получится, всем нам хорошо будет, в накладе не останешься.

— Какой же контракт?

— Не могу сейчас прямо сказать, пойми меня правильно.

— Бизнес, бизнес… Так что ты хочешь, Аслан? Подтяжки?

— Гена, нет. Понимаешь, деньги, которые мы тебе прислали, я хочу сейчас ненадолго назад взять.

— Все? — деланно удивился Ермилов.

— Да. Ненадолго, на два, на три дня.

— Аслан, но они же уже в дело включены.

— А, перестань, что такое? Я тебе говорю: очень важный контракт. Достань их, пожалуйста, из работы.

— Видишь ли, Аслан, не могу.

— Гена, не будем портить отношения. Ведь мы же друзья, сам сказал.

— Аслан, но ведь ты понимаешь: деньги просто так, без дела не лежат, они делают другие деньги.

— Гена, я тебе объясняю, — начал нервничать Цуладзе, — нужно на пару дней. Мои люди подъедут, заберут, через два дня назад привезут.

— Аслан, при всем моем уважении…

— Ты поссориться хочешь? — закричал Цуладзе.

— Не ори, Аслан, — прервал его Ермилов.

— Нет, я как брата тебя прошу. Ты знаешь: мы, южане, народ горячий.

— Знаю, знаю, Аслан. Мы, русские, хоть народ и не такой горячий, но нам тоже палец в рот не клади.

— Странно говоришь, не как друг говоришь, — осадил его Цуладзе. — Войны хочешь? — Он уже явно угрожал.

— Какая война, Аслан, опомнись! Я на своей территории, ты на чужой земле.

— Гена, на два дня! Зачем тебе неприятности? Зачем друга терять, врага наживать?

— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно сказал Ермилов. — Раз ты просишь…

— Богом прошу!

— У нас с тобой разные религии, — усмехнулся Ермилов.

— А! Какая разница, как назвать! Ты знаешь, Гена, ты мне как брат, век за тебя молиться буду!

— Не стоит. Значит, на два дня?

— Всего на два дня.

— Хорошо. Послезавтра подъезжай, тебе все выдадут.

— Сегодня надо, Гена, сегодня.

— Аслан, ну ты просто загоняешь меня в угол. Невозможно это сегодня. Посмотри на часы: который час уже! Это же банковские операции.

— Когда сможешь?

— Ну, приезжай завтра, скажем, во второй половине дня…

— В час буду, — прервал Аслан.

— В два, в два, — осадил его Ермилов.

— Ровно в два у тебя. Гена, не надо шутить!

— Какие шутки, Аслан: мы же друзья. Я обещал, значит, сделаю.

— Спасибо дорогой. В два буду.

Повесив трубку, Ермилов задумался. «Так, — сказал он себе, — значит, допекло. Значит, Трегубец достал Цуладзе каким-то образом. Все эти сделки, на два дня — пустые разговоры. Все-таки эти южане как дети, — улыбнулся он, — думают, что все вокруг глупее их, что их, понимаешь, кишлачная хитрость любого столичного жителя в заблуждение введет. Нет, дорогой Аслан, не введет, и не видать тебе денег, как своих ушей».