Тяжело дыша от волнения, Эренгерда смотрела на него и не знала, что сказать. Не в пример ей, Гельд был как-то уж слишком уверен и смел, как будто решение конунга, что навек их разлучало, только прибавило ему сил и надежд. Она вскочила, но Гельд тоже стремительно поднялся и стоял теперь между нею и дверью. Не звать же на помощь в своей собственной девичьей!

Гельд смеялся почти беззвучно, но с таким удовольствием, будто одержал победу. Так оно и есть. Высокородная дева не подозревала, что он тоже разбирается в рунах. За четырнадцать лет странствий всякому научишься. А своей пощечиной она только помогла той ворожбе, которую он почти невольно затеял. Теперь руна «гиав», соединяющая любовью мужчину и женщину, отпечатана одинаково на ее руке и на его щеке и связывает их прочнее божественной цепи Глейпнир. И он решился призвать эту руну на помощь, потому что события последних дней и правда прибавили ему сил. Он видел бледное, погасшее лицо Эренгерды и понимал, что предстоящий брак с конунгом сделал ее несчастной. А если так, то он вправе предложить ей другую судьбу.

Опомнившись, Эренгерда стала отчаянно тереть ладонь о бок, не боясь испортить дорогое зеленое платье. Но смеющийся взгляд Гельда говорил ей: поздно. Она и сама знала, что поздно, но бороться надо даже в безнадежном положении!

– Что ты… себе позволяешь… – отрывисто шептала она и боялась услышать от него то, что могла сказать и сама: он позволяет себе то, что позволяет ему она. Так, знаешь ли, между мужчинами и женщинами заведено с начала времен.

Но он молчал, и ее растерянность все возрастала.

– Чего ты хочешь? – воскликнула наконец Эренгерда. – Скажи мне, чего ты хочешь! – просила она, надеясь услышать, чего же хочет она сама. – Ты ведь не думаешь, что я стану шить тебе рубашки[16]. А выйти за тебя замуж я не могу.

– Почему? – наконец ответил Гельд. – Ты думаешь, я чем-то хуже других… мужчин? Ты ведь так не думаешь. Если бы думала, ты меня бы сейчас ни о чем не спрашивала.

– Но кто ты такой? – Отведя на миг глаза, Эренгерда опять вызывающе взглянула на него. Здесь преимущество целиком принадлежало ей. – Кто хотя бы твой отец? Как знать, кем он был? Я не могу выйти замуж неизвестно за кого! За простого торговца!

Гельд пожал плечами:

– Как знать, кто был моим отцом? Быть может, конунг!

Эренгерда попыталась засмеяться.

– Не рассказывай мне детские саги. Еще скажи, что ты сын бога. Тогда тебя подкинули бы не торговцу, а хёвдингу. Или в святилище. В Эльвенэсе ведь есть святилище Фрейра. Самое подходящее место для такого… Ты, должно быть, и сам…

Она хотела сказать: «И сам родился от связи неравных родителей». Ребенка ярла и рабыни оставляют в доме ярла и воспитывают так, как захочет ярл. А вот ребенка дочери ярла и… не раба, конечно, но не подходящего в женихи человека, скорее всего, подкинут чужим. Его не захотят держать в доме, а выбросить в лес – жалко. Если так вышло, значит, страсть была великая, а дети от страстной любви получаются красивыми и удачливыми. Как он.

Но сказать этого вслух Эренгерда не хотела. Незачем ему думать, что она допускает хотя бы мысль о чем-то подобном.

– Твоего отца-конунга будет нелегко найти, – сказала она вместо этого. – Или у тебя что-нибудь есть? Какой-нибудь амулет… золотой?

Гельд покачал головой:

– Ничего. Была серая пеленка. Ни амулетов, ни знаков на теле. Альв был доволен, что у меня самого все на месте, и…

– Значит, найти тебя может только сам твой отец. – Эренгерда немного успокоилась и стала размышлять. – Если знал имя человека, которому тебя подкинул. А если он тебя не ищет… Если бы ты был ему нужен, он бы тебя не подкинул, верно? Так что надежды немного.

Она имела в виду «надежды на мою любовь», и Гельд ее понял.

– Ну, значит, тебя ждут страстные объятия вашего славного конунга, – сказал он с безразличным видом.

– Это не твое дело! – отрезала Эренгерда, но вместо гнева в ее голосе явственно звучала боль. – Раз ты сам не конунг, то нечего тебе разбирать дела конунгов. Оставь меня в покое.

– Не раньше, чем ты поклянешься, – Гельд кивнул на очаг, – что я тебе безразличен.

Эренгерда молчала и не двигалась. Если она скажет «да, безразличен», он предложит ей принести клятву. А дать ложную клятву перед очагом – вернейший способ заслужить проклятие богов и еще большие беды, чем нынешние. Он сделал из нее дурочку, умную дурочку, у которой рассудок одолеет сердце и тем подготовит несчастье всей жизни. Ах, если бы она сама была такой, как он: цельной, уверенной, точно знающей свои желания и пути к их исполнению.

– Ты хочешь меня опозорить? – тихо спросила она и выглядела при этом очень несчастной.

Весь ее боевой задор пропал, ей больше не хотелось спорить и что-то отстаивать, а хотелось, чтобы кто-нибудь ее пожалел.

– Нет, – мягко ответил Гельд. Он действительно не хотел ее несчастья. – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Твои родные не согласятся, но, знаешь ли, для этого дела родные не нужны. Мне нужна ты, а не твой доблестный отец. У меня дома никто не спросит, обменялся ли я обетами с твоими родичами и махал ли твой брат рукой вслед нашему кораблю… Приданого мне не нужно…

– Какой бескорыстный торговец, – фыркнула Эренгерда из последних сил.

– Я и сейчас – не самый бедный человек в Морском Пути, – продолжал Гельд, не обратив внимания на насмешку. – Ты не будешь ни в чем нуждаться. Два крашеных платья у тебя будет, а десять разом не надевают. Ты достаточно умна, чтобы это понять.

– Нет! – Эренгерда готова была заплакать, но упрямо качала головой. Она уже не вникала в доводы, а лишь помнила, что надо упорно от всего отказываться. – Я так не могу! Хотя бы знать… Хотя бы знать, кто ты такой. Может быть, я и примирилась бы… Ведь если ты сын конунга, я смогла бы бежать с тобой из дома.

Гельд невесело усмехнулся. Хедин* и Хильд*! Ах, как все эти высокородные потомки Ярла не любят непроторенных дорог! Готовы на любой подвиг, даже на преступление, лишь бы можно было сослаться на пример кого-то из древних героев. И чем пример ужаснее, тем лучше. А пойти на самое простое и естественное дело, послушаться своего сердца и сделать шаг к собственному счастью – этого они не смеют!

– Ты напрасно слушала в детстве саги, – с сожалением сказал Гельд. Ему было искренне жаль эту красивую, гордую и умную девушку, которая так старательно выдумывает глупости, чтобы помешать своему и его счастью. – Они хороши, но не надо принимать их как наставление для собственной жизни. Какая тебе разница, что о тебе подумают, если ты будешь несчастна! И что тебе за дело до всех, если ты будешь счастлива? А мы будем счастливы, я знаю! Мне скоро двадцать шесть лет, я видел много женщин, но только с тобой я хочу не расставаться никогда! Поверь мне…