– Посмотрите туда, ваше величество.

– Шевалье де Бурдон!..

Король побледнел, в сердце его вкралось подозрение.

– Не иначе, как он провел ночь в замке. Если бы он только утром выехал из Парижа, он не смог бы сейчас возвращаться из Венсена.

– Вы правы, граф; что говорят у меня при дворе об этом молодом человеке?

– Что он дамский угодник и пользуется у дам успехом. Говорят, что ни одной еще не удалось устоять.

– Без исключения?

– Без исключения.

Король сделался так бледен, что граф подумал: он вот-вот упадет, – и протянул к нему руку. Король легонько отстранил ее и сказал упавшим голосом:

– Не потому ли она так настаивала, чтобы охрана замка была доверена ему? А каков наглец? Бернар, уж не голубого ли цвета на нем шляпа?

– Это цвет королевы.

И тут как раз шевалье де Бурдон оказался так близко от них, что они услышали слова песенки, которую он напевал; это были стихи Алена Шартье в честь королевы. Встреча с королем и графом не прервала занятия молодого человека, ибо он счел ее недостаточным для этого поводом, – он удовольствовался лишь тем, что отступил немного в сторону и легким наклоном головы приветствовал короля.

От гнева кровь ударила графу в голову, вернув ему на мгновение былую энергию; он резко остановил лошадь и громовым голосом вскричал:

– А ну-ка, живо на землю, несмышленыш! Так не приветствуют того, кто представляет целое королевство! Спуститесь с лошади и приветствуйте короля!

Вместо того чтобы последовать приказу, шевалье де Бурдон пришпорил коня и в мгновенье ока оказался в двадцати шагах от короля. Тут он отпустил поводья, и лошадь побежала мелкой рысцой, а он продолжал напевать песню, которую прервала внезапная встреча с Карлом VI.

Король сказал несколько слов Бернару, тот, повернувшись к маленькому отряду, в свою очередь, сказал прево Танги, державшему подле себя двух стражников в полном вооружении:

– Арестуйте этого молодого человека. Так хочет король.

Танги сделал своим людям знак, и они бросились догонять шевалье де Бурдона.

Враждебные приготовления не ускользнули от внимания молодого человека, хотя он лишь изредка оглядывался и как будто не заботился ни о чем. Однако, увидев, что к нему устремились два стражника, чьи намерения не вызывали у него сомнений, он остановил коня и повернулся к ним лицом, – они были всего в десяти шагах от него.

– Эй, уважаемые, – крикнул он, – ни шагу вперед; если вы пришли по мою душу, то лучше бы вам было молиться за свою сегодня утром.

Стражники молча продолжали наступать.

– Так, так, господа стражники, – продолжал Бурдон, – сдается мне, что его величество король любит турниры на больших дорогах.

Стражники были уже так близко от рыцаря, что им оставалось только протянуть руку, чтобы схватить его.

– Прекрасно, господа, – сказал он, понукая своего верного друга отпрянуть назад, – прекрасно, дайте мне только взять разгон, и я к вашим услугам.

При этих словах он подстегнул лошадь, и та пустилась бешеным галопом, как будто он вверял ей свою жизнь. Стражники от изумления застыли на месте; провожая Бурдона взглядом, они понимали, что преследовать его бессмысленно, они даже не крикнули ему, чтобы он остановился. Но каково же было их удивление, когда спустя минуту-другую они увидели, что шевалье развернулся и возвращается назад.

Шевалье де Бурдону понадобилось всего несколько минут, чтоб подготовиться к бою; впрочем, приготовления были незатейливы: развевающийся шарф был намотан на левую руку и служил защитой от ударов, в правой руке он держал короткую шпагу с позолоченными бороздками для стекания крови. Поводья он натянул и привязал к луке седла, так что руки оставались свободными – обстоятельство, которым он собирался сейчас воспользоваться; лошадь, словно разумное существо, послушно повиновалась всаднику, отзываясь на каждое движение ног, впившихся ей в бока.

Мгновение стражники колебались: стоит ли затевать бой, – ведь им было приказано арестовать шевалье де Бурдона, а не убивать его, однако меры защиты, принятые последним, ясно указывали на то, что он не намерен живым предаться им в руки. Всадник же, увидев, что они колеблются, напустил на себя еще более решительный вид.

– А ну, голубчики, смелее, смелее, – крикнул он, – сейчас мы увидим, да поможет нам в этом бог и святой Михаил, как прольется кровь.

Стражники выхватили из ножен шпаги и бросились на противника, соблюдая некоторую дистанцию между собой, дабы каждому атаковать шевалье со своей стороны. А тот, бросив на них стремительный взгляд и поняв, что он легко проскочит между своими врагами, вонзил шпоры в бока лошади, и та понеслась с быстротой ветра. В нескольких шагах от себя он увидел острие шпаг, быстро пригнулся к шее лошади, приняв почти горизонтальное положение, словно хотел подобрать что-то, и, вцепившись правой рукой в гриву лошади, левой ухватился за ногу одного из своих противников, приподнял его и перебросил через круп лошади, так что шпаги врагов проткнули лишь воздух.

Обернувшись назад, тот, кто проявил такие чудеса ловкости, увидел, что повергнутого им стражника, не сумевшего высвободить ногу из стремени, волочит за собой его лошадь; испуганная бряцанием оружия, подскакивающего на камнях, она прибавила ходу; крики несчастного напугали ее еще больше. Все наблюдавшие за схваткой затаили дыхание и не спускали глаз с всадника, волочившегося по земле. Они вздрагивали всякий раз, как железо со звоном ударялось о камни, и простирали вперед руки, словно могли остановить бег лошади. А она, вздымая пыль, набирала скорость, и каждый удар железа о булыжник высекал огонь. Отрезок пути, который она пробежала, был усеян обломками доспехов, сверкавших на солнце. Вскоре ужасающее лязганье стало менее слышным, то ли потому, что отдалилось, то ли потому, что все доспехи были содраны, осталась одна живая плоть, – и вот всадник и лошадь, словно видение, исчезли за поворотом дороги, о котором уже шла речь. Все разом вздохнули, и тут во второй раз Бернар д'Арманьяк произнес:

– Танги Дюшатель, арестуйте этого человека, король повелевает.

Услышав приказ, второй стражник с яростью, удвоившейся из-за ужасной смерти товарища, бросился к Бурдону; что касается последнего, то он, по всей видимости, был поглощен зрелищем, которое мы только что описали; его взгляд был устремлен туда, где за поворотом исчезли всадник и лошадь; ясно было, что он не верит в серьезность битвы, которую ему навязывали. Он отвлекся от созерцания, только лишь когда над его головой сверкнуло нечто вроде молнии: то была шпага, которую вращал в руке второй его противник, прежде чем начать бой. Шпага была на расстоянии одной ладони от головы Бурдона, а до смерти ему оставалось не более секунды. Одним прыжком шевалье очутился рядом со стражником, тот приподнялся на стременах и занес обе руки над головой, готовясь нанести удар. Шевалье левой рукой схватил его и с силой, которую в нем не подозревали, пригнул к своему плечу его голову, сжал ему руки, затем кинул всадника на круп лошади и обежал быстрым взглядом это закованное в железо тело, чтобы найти уязвимое место. Так как стражник находился в полусогнутом положении, то край шлема приподнялся, обнажив узкую полоску, достаточную, чтобы тонкое лезвие шпаги шевалье смогло туда проникнуть. Шпага прошлась по этому месту дважды, дважды обагрившись кровью, и когда шевалье отпустил голову и руки всадника, которые он придерживал свободной левой рукой, то из-под шлема солдата вырвался вздох, который означал, что он испустил дух.