Последнюю фразу не произнес - процедил, вспомнив о причине нынешнего визита.

Машина остановилась у калитки, обмотанной посередине цепью с замком. Метрах в пяти вырисовывался дощатый дачный домик.

Замок оказался накинут для видимости. Размотав цепь, поздние визитеры двинулись по дорожке, освещенной жидким светом с веранды. Галька похрустывала в темноте.

Дверь изнутри распахнулась, и в снопе света возник силуэт женщины.

- Кто тут? - тревожно спросила она.

- Это я! Дэни! - успокоительно произнес Лобанов, всходя на веранду.

- Господи, Дэничка! - женщина всхлипнула и прижалась к Денису. - А у нас... сам слышишь! Считай, девятый день пошел.

Денис сочувственно вздохнул. Отстранился, давая ей возможность разглядеть свою спутницу:

- Это со мной. Как там он?

- Очнулся. У него водка кончается. Так что сейчас звать будет.

- Не покупала бы.

- А то сам не знаешь. Два дня назад попробовала не дать. Так голый побежал по дачам - искать. Насилу уволокла от позора.

- Маланья! - будто в подтверждение ее слов, послышался из глубины слабый надсаженный голос.

- Почему Маланья? - удивился Денис.

Она пожала плечами:

- Поди пойми. В прошлый раз Фроськой кричал.

- Ты где, стервь?! - в голосе надбавилось напору и хрипотцы.

- Побудьте здесь обе. За стервь я сам отвечу, - Денис зашел в дом и закрыл за собой дверь.

- Господи! За что мне это наказание? - распухшее женское лицо оросилось новыми слезами. - Ведь почти выходился. И - опять этот банк проклятущий. Чтоб его раз и навсегда взорвали!

Не зная, что сказать, Ирина сочувственно провела рукой по покатому плечу.

Денис по рассохшейся лестнице взбежал на чердак, где была встроена стиснутая крыльями крыши маленькая каморка - убежище хозяина дачи.

Пахнуло луком, сивухой, прелыми, пропитанными тяжелым потом простынями. На кровати, свесив ноги, в одних трусах сидел Олег Жукович. Склоненная растрепанная голова мерно покачивалась. Рука с зажатым, до трети налитым стаканом подрагивала в такт музыке, разносившейся из приспособленного в углу музыкального центра. Справа на поставленном на попа ящике из-под яблок лежали надгрызанная луковица и плесневелая ржаная корка. Жукович, прикрыв глаза, медитировал, оттягивая сладостный момент нового возлияния.

- Ты, что ли, наконец? - прохрипел он, свободной рукой повелительно указывая в угол, где валялась отброшенная пустая бутылка.

- Я, - подтвердил Лобанов.

Голова испуганно поднялась, веки размежились. Перед Лобановым предстало оплывшее синюшное лицо. Слезящиеся глазки выглядывали из-за набрякших бурых мешков, будто замаскированные смотровые щели.

- О! Какие люди, - через силу обрадовался Жукович. - Тогда есть повод.

Он быстро потянул ко рту спиртное, боясь, что отнимут. И - правильно: Денис перехватил стакан, отобрал и отставил на ящик. Углядев единственный стул, перевернул и подсел вплотную - колени в колени.

- Говори!

- Ды ты чо это? Об чем вообще? Давай лучше за встречу. Дэнька, последний, может, друган мой на этой поганой земле, - Жукович вновь потянулся к стакану. Бесполезно: колени Лобанова, будто железным ободом, охватили его ноги.

- Говори! - требовательно повторил он, с парализующей холодностью погружаясь в расширяющиеся зрачки Жуковича. - Куда дел?

- Сверлишь! Все вы сверлите, - пробормотал Жукович, не в силах выдерживать этот жесткий взгляд. - Душу выворачиваете. Уж ты-то! Хочешь знать, как скурвился Олег Жукович? - пугаясь, закричал он. -Так получи, фашист, гранату! Он сбивчиво принялся рассказывать о визите Подлесного. Денис слушал без выражения.

- Главное, говорит, ты теперь мой агент. Понял, каков прикольчик? Заагентурить меня хотел, тварь гэбэшная! Но тут ему не обломилось. Не на того напал! - прервав сбивчивое повествование, Жукович с чувством выполненного долга потянулся к стакану, даваясь, выпил. - Главное, говорит, документы давай. Ну, я ему слепил горбатого, что, мол, у Кичуя хранятся. Каково? - Жукович тонко захихикал.

- А на самом деле где?

- У ти какой любопытный! - Жукович вдруг насупился подозрительно, погрозил пальцем. - Сие есть тайна, покрытая мраком. - Ты ему договор на продажу компании подписал?!

- Чего договор? Какой договор? Делов не знаю, начальник! Зэка Жукович идет в отказ! И ты, Жека, на меня надежу держи!

- Какой еще Жека? - Денис нахмурился. В ответ Жукович лишь хитро подмигнул. Гулко хлопнул себя по груди. Хихикнул. - Моя есть кремень!

- Похоже - продал, - определил Денис. - На чем же он тебя взял, Жучило?

Нервный смех оборвался. Из глаз Жуковича потекли крупные слезы.

- Запугал! Опять запугал, палачуга. Ты знаешь, какой он? Знаешь?! Это - танк, трактор! Переедет, да еще земелькой сверху эдак присыпет. Чтоб уж наверняка не восстал. Он из меня такое вывернул, что сам бы рад забыть.

Жукович нащупал корку, поднес к носу, обнюхал. В опухлом лице проступило короткое пьяное блаженство.

- Да ну их на хрен, Дениска! - он покровительственно приобнял приятеля. - Чего нам вообще до них, до тараканов? Разве мы для них, для рублёвых этих, люди? Нужны - привечают. А чуть что не так - в тебя пальцами тычут. А ты доказал, чтоб тыкать? Ты вот докажи сначала, тыкалка!... Плюнь ты на них. Было б из-за кого переживать. Да кому они вообще нужны? Носятся со своим гребаным банчком. Тухлятина это всё. Обречёнка. И не обращай ты на них внимания. Будь выше! Мы с тобой, брат Денис, такого замутим. Ты не гляди, что я вроде как не в форме. Да я хоть щас могу... Ну, денек-другой еще разве выхожусь. О! - Жукович хитро потряс пальцем, заговорщически нагнулся, обдав Лобанова нестерпимой перегарной вонью. - Ты мне сначала с Подлесным толком закончи: подписал или нет?! - вспылил Денис.

- Да шёл бы он лесом, твой Подлесный. Кишка у него тонка, Жуковича взять! А хоть бы и подписал. Плевать! Я - самостийная жизненная едининица. Я сам есть то, чего захочу. Я вещь в себе! И вам меня не постигнуть. Сверлилы!

- Когда ж ты так скурвился-то, Олег? Вроде раньше не крысятничал, - не столько Жуковича, сколько себя спросил Лобанов. - Ну, слабинка всегда проглядывала. Но думал, самолюбие не позволит перейти черту.

- Самолюбие! Словечки у них какие! - вскрикнул задиристо Жукович. Но тут же безвольно просел и - глубоко зевнул. - Чего уж тут? Молодой ты, Дэни. Хучь и ранний. Еще прямая кишка не успела изнутри дерьмом обрасти. У каждого свой запас самолюбия. Да и порядочности тоже. Я свой, похоже, исчерпал. Да и сколько можно: сидеть на деньгах и не вываляться в них? И ты, помяни меня, когда-то да вляпаешься. Ох, вляпаешься!

Он почувствовал, что посетитель собирается встать, и с внезапной силой ухватил его за руку: