круглой дурой она не была никогда. Эту битву она бы проиграла всухую, а самой стать объектом для насмешек ей ни капли не улыбалось. Поэтому она выпрямилась, поджала губы и…

— Спасибо, мальчик, — кивнула Кузьминична так царственно, словно одаривала окружающих бриллиантами и собственной милостью. А затем развернулась и поковыляла в здание. Товарки разочарованно натянули платки назад на уши, деды за игровым столом снова защелкали костяшками домино.

— То-то же, — довольно улыбнулся высокий старик. — Сынок, помоги-ка мне дойти до забора, а то жарковато сегодня, боюсь, сам не доползу.

Опешивший Индра молча протянул мужчине руку. Тот оперся на нее, и они вдвоем медленно поковыляли по березовой аллее к гаражам, расположенным у самого забора. Алиса, подумав секунду, вскочила и припустила следом.

Они прошли половину пути, прежде чем сокол внимательно посмотрел на своего спутника и спросил:

— Вы ведь сами отлично ходите, не правда ли? У вас суставы очень гибкие и подвижные, вы на меня и не опираетесь почти.

— Ковыляю помаленьку, — довольно жмурился на солнце дед. — В нашем возрасте сам понимаешь, если сел и начал себя жалеть — больше не встанешь. Я каждый день по периметру забора минимум три круга нахаживаю.

— А зачем же вы помощи попросили? — удивился сокол, а затем осекся и густо покраснел.

— Не тушуйся, парень, — неожиданный заступник похлопал его по спине. — Я вижу, ты не лежебока, тренированный, небось, и бегаешь, и гири тягаешь, и, если девчонку Илонину хулиганы тронут, морды им начистишь. Но эту битву тебе не выиграть, сожрут тебя бабки-ежки, и косточек не оставят. Подлость — она всегда такая, честному человеку с ней трудно бороться, тут или ее же оружием бить, или отповедь прямо в лоб, как я. А ты хороший мальчишка, я же вижу. Подлости ты не принимаешь, а отпор словесный давать еще не умеешь, да и воспитание не позволяет. И вот еще что…

Старик остановился, залез в карман, достал самокрутку и закурил, стараясь дышать в сторону от обоих подростков.

— Как тебя величать? Индра? Так вот, Индра, всегда помни, если собаки тебе в спину лают, значит, боятся. Вот и бабки эти такие же. Всю жизнь в стаи сбиваются и друг на друга гавкают, а даст кто слабину — загрызут на месте. Но ты же не слушаешь, что там тебе вслед брешут собаки? Вот и тут не слушай. Нальют тебе в уши яда, им хорошо потом станет на душе, а тебе плохо, хотя, за что? А просто натура их такая подлая. Не слушай таких людей, сынок. Никогда не слушай.

— Не буду, — медленно кивнул сокол. Похоже, нервных потрясений хватило на сегодняшний день и ему.

— Ну, вот и отлично, — кивнул старик. — Меня, кстати, Василием Иванычем звать. Алиска, прекращай мельтешить вокруг и давай, рассказывай, как с учебой дела? Математику учишь? А физику? Только не говори мне про эти ваши счетоведение и свойства предметов, этому и ребят здешних стыдно было бы учить, даром что они того… неразумные. Мать с отцом-то дома учат?

— Учат, — кивнула Алиса, воровато оглянувшись. — Только я по физике не все понимаю, опыты-то ставить не на чем. Про Ньютона с яблоком и земное притяжение понятно, а вот про электромагнитные свойства — не очень.

— Тю, — расстроился собеседник. — В следующую смену, как мать будет работать, приходи с тетрадками, я в кабинет зайду к ней, все тебе объясню. Хорошо хоть, там камер не понаставили еще, можно спокойно делом заняться. Главное, чтобы эти жабы старые не явились, да не подслушали лишнего.

Из сумки, висевшей на поясе у сокола что-то сдавленно квакнуло, но Индра не обратил на это никакого внимания. Он просто замер на месте, пораженный внезапным открытием.

— Погодите, вы что… запрещенными знаниями здесь потихоньку делитесь?

— А как же, — спокойно кивнул Василий Иванович, не сбавляя шагу. — Чего ж умной девчонке неучем расти? В школах-то, поди, уже и милосердной волей пращуров объясняют то, что люди по земле на двух ногах ходят, а не на четырех, а еще убеждают, что планета наша не круглая, а плоская. Что, дружок, побежишь сдавать старика новой власти?

— Кто, я? — Индра снова полыхнул, как маков цвет, от смущения и гнева. — Да я бы скорее язык себе отрезал, чем идти и жаловаться… новой власти.

Последние два слова он произнес с нескрываемым презрением.

— Не кипятись, сынок, — примирительно сказал Василий Иванович. — Я ж вижу, что ты не подлый. Так, пошутил неудачно. Прости уж старого дурака. И потом, что мне сделают в моем возрасте? Меня еще до Главной войны чуть не расстреляли, как врага народа, вот тогда страшно было. А теперь стыдно бояться, мне уже на кладбище прогулы ставят.

Он рассмеялся густым басом, и тут же закашлялся.

Дети замолчали, каждый думая о своем. Первой не выдержала Алиса.

— Дедушка Вася, а за что вас чуть не расстреляли? Вы же ученым были, мама говорила! Ракеты строили!

— Так за то и под пули чуть не поставили весь отдел, что учеными были. Решили, что мы с врагами сотрудничаем. Потому что у нормальных людей должны на столе быть хлеб, соль, да махорка. И костюм один на все случаи жизни. А у нас и масло водилось сливочное, и колбаса, и костюмы мне на заказ шили, где бы я на свой рост купил в те годы что-то приличное? Мы же работали день и ночь, получали хорошо. Нашлись добрые люди, вот как эти две, позавидовали…

И он покосился на оставленную позади березовую рощу, где на лавке оставались баба Мила и Николаевна. Судя по их довольным лицам и растерянному виду Мишки, топтавшемуся у колясок, шоколад они у него все-таки выдурили.

«Значит, он раздал все, а сам остался без кусочка, — огорчилась Алиса, глядя на маминого подопечного. — Отдам ему свою с орехами, все равно блинами сегодня уже объелась, хватит с меня сладкого».

— Я тогда об одном думал: хорошо, что жениться не успел, а то оставил бы жену и детей с клеймом на всю жизнь, ни работы, ни учебы нормальной, любая гадина в спину плевать станет. А потом пришли ко мне важные люди и говорят, мол, выбирай, Вася, или боевые ракеты делаешь, чтобы все в радиусе километра взрывалось, или свинцовую пулю в затылок. Парень ты умный, подумай, может, и героем еще станешь. Я струхнул и согласился. Боевое оружие, выжигающее все в том месте, куда оно попало, делать не хотелось, но умирать не хотелось еще больше…

Старик замолчал, вспоминая былые годы. Дети не издали ни