Виктор медленно прошелся по наборному паркету – быстрее он, собственно, ходить и не мог: левую ногу, по самое колено, оттяпали еще десять лет назад. Последний протез влетел в семнадцать тысяч долларов, но Шустрофф все равно слегка прихрамывал. Рак, семейная болезнь Кеннеди, был его дополнительным козырем на выборах. Если б понадобилось, Виктор отдал бы и вторую ногу – ради такого-то дела! Тогда бы он, как Рузвельт, ездил на колясочке, и следующие выборы были бы у него в кармане. Но ничего, четыре года – тоже неплохо.

Виктор провел пальцами по столу и заулыбался. Мама была очень горда… Еще когда он стал сенатором от штата Юта. А уж когда президентом – и говорить нечего. Мама была довольна.

Перебрав несколько кожаных папок с тиснеными орлами, Мухин зевнул и подошел к окну. На легендарной лужайке, в действительности – обычном газоне, ставили сборные алюминиевые трибуны. Естественно, завтра же он выступает перед американским народом. Погода шикарная, почему бы не выступить… На трибунах, понятно, будет не весь народ, а только его часть… лучшая часть – те, кто получил приглашения. Сегодня уже все на взводе: мужчины проверяют, хорошо ли вычищены костюмы, дамы ломают головы над украшениями, телевизионщики таскают по лужайке свои бесконечные кабели, спичрайтеры проводят последнюю сверку текста… И лишь он один, Анкл Шуст, спокоен, как скала.

«В этом есть нечто готическое, – с приятностью подумал Виктор. – Не заказать ли портрет? «Президент перед выступлением». А, бог с ним…»

– Господин Президент, – чирикнуло в интеркоме, – заместитель начальника отдела «G» прибыл. Приглашать?

Мухин почесал культю о ножку стола.

– Мадлен, я забыл, как его зовут, этого заместителя?

– Грегори Браун, господин Президент.

– Грегори Браун… Что ж, приглашайте.

Обладатель самой бесцветной в англоязычном мире фамилии был, напротив, весьма примечателен и даже по-мужски красив. Виктор невольно загляделся и в какой-то момент заподозрил, что Мадлен по ошибке впустила к нему не функционера ЦРУ, а, скажем, актера или фотомодель.

– Грегори?..

– Да, господин Президент, добрый день. – Мужчина прошел до середины и остановился, не зная, что ему делать дальше.

На аудиенцию в Белый Дом этот Браун попал впервые, Виктор специально наводил справки. Он искал именно такого: чтоб был не молодой, не старый, не пройдоха, не тупица, не большой босс, но и не червячок. Ему был нужен человек из самой серединки – в таких честолюбие развито наиболее сильно.

– Присядем, Грегори, – радушно произнес Мухин. – Вы не возражаете, если я буду вас так называть? Это не слишком фамильярно?

– О, конечно же, нет, господин Президент! – ответил тот с энтузиазмом, пожалуй даже с чрезмерным.

Если б Виктору сказали, что он будет так чувствовать английский со всеми его грамматическими нюансами, он бы сильно удивился. К иностранным языкам у Мухина никогда не было ни способностей, ни особого влечения.

«Да какого дьявола?.. – подумал он невпопад. – Где же иностранный-то? Самый что ни на есть родной…»

Он заметил, что Браун не решается садиться первым, и, подойдя к угловому кожаному дивану, взмахнул рукой.

– Сюда, Грегори. Быть президентом все двадцать четыре часа в сутки быстро надоедает. Давайте по-простому. Разговор у нас неофициальный.

– Да, господин Президент, – напряженно промолвил мужчина, опускаясь на сиденье как можно дальше.

Мухин с детской непосредственностью выставил протез вперед – раз уж каждый избиратель знал, что одной ноги у него нет, манерничать было ни к чему.

– Итак, Грегори… – он помялся, но не от смущения, а от того, что не знал, с какого бока начать эту скользкую беседу. – Выпьем-ка! Будьте добры, за той панелью у меня бар. А впрочем, смешно объяснять разведчику, где у меня что находится!

Браун слегка покраснел, выдержки ему явно не хватало.

– Этим занимается контрразведка, господин Президент, – напомнил он, вставая с дивана.

– Ах, да, да! Все время вас путаю! Слушайте, Грегори, кончайте вы с этим «господином Президентом»! У нас Америка, или где?

– Простите, что вы сказали, господин Президент?

Ясно, институтские приколы про военруков здесь не прокатывают. Да еще грамматика, будь она неладна…

– Это я так.

– Что вам налить, господин… – начал Браун, но Мухин его прервал:

– Стоп! Просто «что вам налить», Грегори, без всяких там «господинов». Договорились? Мне виски.

Мужчина перенес на низкий столик хрустальную бутыль и ведерко со льдом.

– Я, если не возражаете, ограничусь колой, – сказал он.

Виктор пригубил и, поставив тяжелый стакан на подлокотник, лукаво посмотрел на Брауна. Этот парень от президентского похлопывания по плечу не растает. С ним как-то по-другому надо, без панибратства. В сугубо деловом, типа, тоне.

– Скажу откровенно, Грегори, ваш нынешний шеф… да, да, я имею в виду главного шпиона Штатов, Эдди Бромберга… Так вот, э-э… как бы вам… В общем, мне в нем не все нравится.

– Простите, господин Президент, но я не совсем понимаю… – Браун даже позволил себе нахмуриться. Видимо, это должно было означать крайнее недоумение.

– Поймете, поймете, Грегори. А что не поймете – я открытым текстом скажу. Вы меня устраиваете гораздо больше. Чем Эдди Бромберг. А он… По службе-то претензий нет, человек на своем месте, все такое… Но… – Виктор положил Брауну руку на затылок и вынудил его как бы пригнуться. – Фамилия мне его не нравится. Понимаете?..

Браун корректно молчал.

– Нет, Грегори, я не расист, что вы! Как я могу быть расистом? Я же Президент Америки, благослови ее Господь. Я не расист, нет. Но я республиканец, и это… – он запнулся, подбирая слова, чтобы закончить фразу покруглее. – И это многое объясняет, Грегори. Вы ведь тоже республиканец, вы должны меня понять.

– Простите, не понимаю, господин Президент.

– Все вы понимаете. Прекрасно. Глупых в разведку не берут, не правда ли? Ждете, когда я, назвав «А», назову весь алфавит до самого… – Мухин опять чуть не проболтался, – до самого «Зет». Так я же говорю, Грегори. А вы слушайте и не перебивайте. Слушайте своего дядюшку Шуста, он ведь тоже не олух. Бромберг – не более, чем уступка демократам. Временная, – подчеркнул он, – уступка. Долго я прогибаться не намерен. Я вырос отнюдь не в Беверли-Хиллз, вам это известно. Хотите знать главное правило жизни в бедном квартале? Всегда желать большего!

Кажется, Виктор невзначай вставил слоган из какой-то рекламы, но Браун не обратил внимания.

– Скоро уступки прекратятся, – заверил Мухин, глотнув еще виски. – В скором времени, Грегори, нас всех ожидают большие перемены. Да, очень большие…

Он дальновидно прищурился и, запрокинув голову, дальше говорил уже куда-то в потолок, словно размышляя.