Лишенный широкого маневра на флангах, противник вынужден был бы прорывать оборону 10-й армии с фронта. Но для прорыва обороны необходима пехота, которой у белых было недостаточно. Следовательно, противнику пришлось бы спешивать кавалерию, а казачьи конные части, как известно, шли на это неохотно и в пешем строю дрались плохо.

Таким образом, у 10-й армии были все условия для того, чтобы остановить наступление противника. Наличие в резерве армии Конного корпуса еще более укрепляло оборону. Корпус всегда мог быть использован на самых угрожаемых участках для контратаки и удара по флангам и тылам противника. Следовало полагать, что стрелковые соединения 10-й Красной армии прекратят наконец отход без выстрела, встретят противника упорной обороной и создадут условия для перехода армии в наступление.

Тем более велико было мое удивление, когда на второй день отдыха нашего корпуса был получен приказ Реввоенсовета армии на отход ее частей на новый рубеж обороны по рекам Карповка, Червленная и далее на восток по населенным пунктам Солянка, Большие и Малые Чапурники, Светлый Яр. В приказе имелась

также в виду полукруговая оборона Царицына с флангами, прим- кнутыми к Волге, и линия этой обороны намечалась по населенным пунктам Песковатка, Садки, Заварыкин, затем по рекам Тишанка, Дон, Карповка и далее к Волге — Райгород.

Конному корпусу было приказано занять оборонительный рубеж стрелковых соединений армии по рекам Аксай-Есауловский и Гнилой Аксай и прикрывать отход 10-й армии.

Я попросил оставить на оборонительных позициях хотя бы временно 32-ю стрелковую дивизию. Но на мою просьбу последовал категорический отказ. Оставался в силе приказ — занять корпусом оборону на широком фронте и действовать в конном или пешем строю в зависимости от обстановки.

11 июня корпус занял оборону на указанном ему рубеже. Задача, поставленная корпусу — обороняться на широком фронте, была явно непосильной. Однако задержать продвижение противника до отхода 10-й армии на новый рубеж обороны надо было во что бы то ни стало. Не имея сил и средств выполнить эту задачу позиционной обороной, мы начали поиски новых форм и тактических приемов борьбы с врагом. Дивизии заняли оборону на основных направлениях движения противника с таким расчетом, чтобы обеспечивалось постоянное взаимодействие между ними в интересах выполнения задачи корпуса. С таким же расчетом располагались и полки в полосе дивизии. Это взаимодействие уже в первые дни полностью оправдало себя и явилось началом рождения так называемой «тактики идти на выстрел», сущность которой заключалась в том, что все командиры, начиная от командира взвода, взяли себе за правило идти на помощь соседу по первому выстрелу, не дожидаясь указаний свыше. Благодаря этому мы всегда могли быстро сосредоточивать необходимые силы на угрожаемых участках и наносить эффективные внезапные удары по противнику с флангов и тыла.

Другой формой борьбы являлось ночное, заранее подготовленное нападение на отдельные части и подразделения противника, расположенные в населенных пунктах. Разведывательные органы устанавливали место расположения белых, а также систему их сторожевого охранения, и в намеченную ночь полк или бригада внезапно налетали на противника, громили его части, штабы и тылы, а к рассвету возвращались на занимаемые позиции.

Новым и неожиданным для противника явились и действия частей и соединений корпуса непосредственно за своими разведывательными подразделениями или действия полков и даже бригад в качестве разведывательных органов. Разведка белых действовала обычно мелкими подразделениями и на большом удалении от главных сил. Это позволяло нам, действуя крупными силами, уничтожать разведку противника или же на ее плечах неожиданно врываться в расположение белогвардейцев.

Таким образом, исходя из конкретно сложившейся обстановки, были найдены новые тактические приемы борьбы, позволившие корпусу выполнить, казалось бы, непосильную для него задачу.

Опыт убеждал нас, что белогвардейское командование организует действия частей и соединений по строго установленной схеме. Даже в тех случаях, когда обстановка явно требовала решения, соответствующего создавшимся условиям, белые генералы и офицеры слепо следовали шаблону. Так, например, зная, что мы хорошо изучили их организацию сторожевого охранения, они все-таки не отступали от раз навсегда установленного порядка, продолжали нести службу охранения по-прежнему и за это жестоко расплачивались. То же самое надо сказать о привычке располагаться на ночь в населенных пунктах, от которой они никак не могли отказаться.

Уже первые бои с белыми показали, что противник, концентрируя артиллерию в одном месте, зачастую оставляет ее без надежного прикрытия. Мы учли это и стали наносить удары по артиллерии противника, рассчитанные на ее захват, и одновременно усилили охрану своей артиллерии пулеметами. В результате почти во всех боях противник терял свою артиллерию.

В то время как белые вели наступление днем, а ночью отдыхали, мы, добиваясь внезапности и стремительности нападения с флангов и тыла, часто использовали для этой цели ночь. Белым это, конечно, не нравилось, они вели боевые действия на основе положений, выработанных еще в девятнадцатом веке, и возмущались, что мы нарушаем законы войны, действуем по-партизански.

В боях Конного корпуса на рубеже реки Аксай-Есауловский и Гнилой Аксай родилось много нового в тактике активной обороны на широком фронте. Творческая инициатива нашего командного состава во многом способствовала тому, что в течение нескольких дней корпус был хозяином положения и диктовал свою волю превосходящему в силах противнику. Непрерывные налеты на занятые белыми станицы и хутора, действия частей в составе разведывательных органов по всему фронту деморализовали противника, приводили его в состояние постоянной тревоги и неуверенности.

Когда наши ночные налеты вынудили противника не спать ночью, мы начали производить налеты не только ночью, но и днем. Это привело к тому, что белогвардейцы оказались окончательно сбитыми с толку.

Придерживаясь устава, «яко слепой стенки», белогвардейское командование во всех случаях, когда мы действовали не по уставу, теряло самообладание и способность принять ответные меры. Иной раз самые простые, подсказанные обстановкой и здравым смыслом действия ставили его в туник. В этом, пожалуй, не было ничего удивительного: сказывалась выучка у иностранцев, засилье которых в старой русской армии общеизвестно. Конечно, огромное значение имело и то, что офицерскому составу белогвардейских войск, находившемуся в плену окостеневших представлений о войне, чуждому солдатской массе, у нас противостояли командиры из народа, рожденные революцией, воспитанные большевистской партией, учившиеся искусству войны на поле боя у самой жизни, видевшие перед собой благородные цели борьбы, люди поразительной отваги и смелой инициативы. Своей выдумкой, дерзкой военной хитростью они сбивали противника с толку, сеяли в его рядах растерянность и панику. Таковы были Городовиков, Морозов, Литунов, Тимошенко, Апанасенко, Мирошниченко, Пивнев, Баранников, Кузнецов, Мироненко, Усенко, Вербин, Алаухов,

Стрепухов, Гончаров и десятки других славных героев красной кавалерии и творцов ее тактики.