Пленные офицеры показывали, что Деникин огорчен неспособностью своих генералов — Врангеля, Покровского, Шатилова, Улагая организовать решительное наступление против 10-й армии и тем, что они пасуют перед дерзостью красных кавалеристов. Пленные говорили, что их генералы бросают каждый раз жребий, кому первому наступать на наш Конный корпус.

Не знаю, действительно ли они бросали жребий, но одно несомненно: белые наступали нерешительно, и, если бы 10-я армия осталась на занимаемом рубеже обороны, противник, по моему убеждению, никогда бы не сумел взять Царицын.

10-я армия имела все возможности успешно обороняться, и не только обороняться, но и перейти в наступление. Однако этого, к сожалению, не случилось. К 16 июня 10-я армия отошла и заняла оборону на рубеже Песковатка, Карповка, Басаргино, Отрадное. Конному корпусу было приказано выйти в резерв за правый фланг армии, в район хутора Вертячий.

С оборонительного рубежа по рекам Лксай-Есауловский и Гнилой Аксай корпус снялся среди белого дня, при совершенном бездействии со стороны противника. Разведка донесла, что противник обнаружил отход корпуса и начал продвижение лишь на третий день после того, как корпус оставил оборонительные позиции.

Надо сказать, что обстановка на фронте 10-й Красной армии начала ухудшаться после ранения Егорова у хутора Плетнева, когда армия осталась без твердого руководства. Она готовила оборонительные рубежи, а потом, как правило, не принимая серьезного боя с противником, передавала эти рубежи Конному корпусу и вновь отходила. Такой отход подрывал дисциплину в частях, порождал неверие в свои силы и страх перед войсками белогвардейцев, особенно перед его кавалерией. Подвижность противника пугала не только бойцов и командиров стрелковых частей и соединений, но и Реввоенсовет армии.

В Реввоенсовете не было дружной, коллективной работы, и это чувствовалось во всей жизни армии. Члены Реввоенсовета Легран, Сомов, Ефремов без согласования между собой отдавали противоречивые распоряжения. Л.Л. Клюев, будучи хорошим начальником штаба, оставшись за командующего, не смог, очевидно, по слабости своего характера проявить должной воли, настойчивости и принципиальности и других качеств, необходимых для командарма.

Члены Реввоенсовета, особенно Ефремов, вмешиваясь в дела командующего, запустили руководство деятельностью политических органов в стрелковых соединениях, и вследствие этого политико-воспитательная работа в частях ослабла. Вражеские элементы воспользовались этим и стали внедрять в ряды армии пораженческие настроения. Поползли ложные слухи, что 8-я и

я армии разгромлены, что Деникин занял Курск, Орел и стремительно продвигается к Москве. Люди стали терять веру в победу, участились случаи дезертирства бойцов.

Подготовка оборонительной линии у Царицына с примкну- тыми флангами к Волге создавала впечатление, что командование

й Красной армии намерено упорно оборонять город с тем, чтобы в последующем перейти в наступление. В то же время мне лично приходилось слышать от Ефремова и даже от Клюева, что армия не имеет сил, способных противостоять натиску белых. По моему убеждению, такое неверие в силу наших войск порождалось только паническими настроениями. По численному составу 10-я армия превосходила наступавшую на Царицын группу генерала Врангеля. Превосходство противника в коннице, что особенно пугало Реввоенсовет армии, можно было ликвидировать умелой организацией оборонительных действий. Это убедительно показали бои Конного корпуса на рубеже обороны по рекам Аксай-Есауловский и Гнилой Аксай. Ко всему этому следовало бы направить работу политического аппарата в армии на усиление борьбы против белогвардейской пропаганды, сеющей пораженческие настроения, поднять веру людей в свои силы.

С удовлетворением могу сказать, что Конный корпус не поддавался влияниям белогвардейской агитации и не терял веру в победу. И в этом огромную роль сыграла та неоценимая работа, которую проводил наш дружный коллектив политработников, возглавляемый сначала Кузнецовым, а после его ранения бывшим паровозным машинистом, потомственным пролетарием А.А. Кив- гелой, очень чутко разбиравшимся в людях и умевшим организовать политическую работу. Конечно, и в части Конного корпуса проникали распускаемые врагами слухи, но они сейчас же разбивались веским большевистским словом наших политработников. Высоко поставили достоинство наших комиссаров такие люди, как Бахтуров, Детистов, Берлов и многие другие политработники, крепившие революционное сознание, организованность, дисциплину и порядок в Конном корпусе, а впоследствии и в Первой Конной армии.

VII. ПАДЕНИЕ ЦАРИЦЫНА И ОТХОД К САРАТОВУ

1

После того как все части корпуса сосредоточились в районе хутора Вертячего, я доложил командующему армией Клюеву о состоянии и боеготовности корпуса, а также и сведения о противнике, которыми мы располагали, находясь с ним в соприкосновении. Докладывая Клюеву, я убеждал его, что противник совсем не такой, каким его некоторые представляют, что 10-я армия может успешно вести бой с белогвардейцами и даже перейти в наступление. В этой связи я просил Клюева использовать Конный корпус для удара по левому флангу противника из-за правого фланга 10-й армии. Имелось в виду, что при подходе противника к линии обороны 10-й армии стрелковые соединения своим огнем скуют его продвижение и этим обеспечат удар нашего корпуса по левому флангу белогвардейской конницы.

Клюев одобрил мое предложение и заверил меня, что вскоре я получу приказ с постановкой задачи корпусу. В заключение он просил меня передать бойцам и командирам частей и соединений корпуса его благодарность за храбрые действия по прикрытию отхода 10-й армии. Я несколько удивился этой устной похвале. Обычно Ворошилов, а затем Егоров выносили благодарность частям и соединениям в приказе по армии.

Следующий день прошел в ожидании боевого приказа. Я рассчитывал получить приказ во второй половине дня, имея в виду наиболее удобное время для выполнения одобренной командующим задачи — ночь или начало рассвета. Но днем приказа не последовало. Наконец к утру приказ за подписью Клюева и Ефремова был получен. В приказе указывалось, что Конный корпус, взаимодействуя с 32-й стрелковой дивизией, демонстрирующей наступление с фронта, должен из-за правого фланга армии нанести удар во фланг противнику и после разгрома попавших под его удар частей и ближайших тылов белых вновь сосредоточиться в районе хутора Вертячий.

Я вызвал начальников дивизий и в соответствии с полученным мною приказом корпусу поставил каждой дивизии конкретные задачи: 4-я дивизия наносит удар по левому флангу противника непосредственно перед фронтом 32-й стрелковой дивизии, 6-я дивизия атакует противника из-за правого фланга 4-й дивизии с целью захвата ближайших тылов белых.

После этого корпус немедленно начал движение в направлении правого фланга 32-й стрелковой дивизии. Я несколько задержался в штабе — надо было отдать некоторые распоряжения по боевому обеспечению корпуса, а потом направился в голову походной колонны корпуса, которая, продвигаясь, растянулась уже на несколько километров.

По пути меня нагнала открытая легковая автомашина. В ней сидели член Реввоенсовета армии Ефремов — рыжий небольшого роста человек в кожаной тужурке и такой же фуражке — и командир сводной бригады Жлоба.