Все снова принялись перешептываться. Что же, неплохо. И призрак пока что притих.

Наконец миссис Макгивер, женщина со сладчайшим голосом, выступила вперед:

— Мы все останемся, миледи. Кроме Роберта. Роберт боится. Жалкое зрелище, когда мужчина…

— Эй, полегче! Я никого не боюсь!

— В таком случае соглашайся, парень, — ехидно пропела миссис Макгивер. — Все равно у тебя не будет шанса спеть со старым графом или услышать его пение, поскольку будешь в это время выдергивать сорняки в саду. Так ты даже сорняков боишься?

Роберт, недовольно поворчав, кивнул:

— Ладно, согласен быть садовником, но ноги моей не будет в этой обители зла. Призрак в библиотеке… просто в голове не укладывается!

К счастью, обитель зла старого графа оставалась спокойной. Никто не нарушал тишины.

— Если начнете работу сегодня, — объявил Питер, выпроваживая всех из библиотеки, — их светлости будут очень довольны. Знаете, я сам пел дуэтом со старым графом. У него не слишком хороший голос, доложу я вам, но он старается. Думаю, лучше петь, чем просто говорить, как, по-вашему, миссис Макгивер?

— Его голос нельзя назвать хорошим, и, по правде говоря, никогда не слышала его пения.

— Но теперь старый граф мертв, не так ли? — вмешался Роберт. — Кто может петь, когда рот забит могильной землей?

Присутствующие хором согласились. Слава Богу, никто не упомянул о том, что в гробу не было тела.

Розалинда, широко улыбаясь, вышла в маленький садик, где пчелы вились над бутонами роз. Воздух был напоен цветочными ароматами.

— Мне нравится мой новый дом, Николас, — сказала она мужу, — и теперь у нас еще десять слуг, так что все будет хорошо. Наша новая экономка — миссис Макгивер, и, нужно отдать должное, помимо чудесного голоса у нее есть характер.

— Не пойму, как тебе и миссис Макгивер удалось уговорить напуганных людей.

Он поцеловал ее и увлек на землю за солнечными часами на широком постаменте. Между поцелуями она успела спросить его, часто ли старый граф выходил в сад.

— Никогда, — заверил Николас. — Он ненавидел цветы и яркое солнце. Знаешь, мне так не хотелось покидать тебя сегодня утром! Я скрипнул зубами и по пути к двери отбросил ногой стул.

— Почему же ушел?

— У тебя, должно быть, все саднит после вчерашней ночи, — пробормотал он между поцелуями. — Я не хотел причинять тебе боль. Но теперь тебе легче, верно, Розалинда?

— О да, — пробормотала она. — Со мной все прекрасно. Он рассмеялся.

Минут через двадцать Николас помог Розалинде встать и расправил ее юбки.

— О Господи, как я выгляжу? — встревожилась она, приглаживая волосы.

— Ты выглядишь как королева, — заверил Николас, и Розалинда, почуяв явную лесть, ущипнула его.

Он ухмыльнулся, поцеловал ее в губы и прошептал:

— Ты выглядишь счастливой и довольной собой, глупой и одновременно очаровательной. В твоих волосах застряли три соломинки, похожие на маленькие рожки. Только так и должна выглядеть новобрачная. И не волнуйся: никто не узнает, что ты делала за солнечными часами. Кроме того, ты очень похожа на строгую хозяйку Уайверли-Чейз… если не видеть твои глаза.

— Что странного в моих глазах? Он снова поцеловал ее.

— Ничего. Но на ум приходят слова «мечтательные» и «хмельные».

Совсем как его собственные.

— Эти солнечные часы очень старые. Им, по меньшей мере, двести лет. Хорошо еще, что нас не придавило, когда ты брыкалась обеими ногами. Но ты подарила мне истинное наслаждение, Розалинда. Я счастлив.

— Я тоже, Николас, — пробормотала она, не глядя на него. — Хотя мне следовало казаться шокированной, потому что я сама хотела всего, что ты делал со мной… у меня голова шла кругом, но… я почему-то ничуть не шокирована.

Она облизнула губы, и у него перехватило дух. Но она встала на носочки и прошептала:

— Я хотела бы кое-что попробовать, но ты не дал мне такой возможности.

Он мгновенно представил, как эти длинные стройные ноги сжимают его бедра. Зажмурился, постоял немного, после чего взглянул на часы. Всего десять утра. Возможно, после второго завтрака он предложит ей верховую прогулку в маленькую рощу, через которую протекает ручей, по берегам растет мягкая трава, а высоко над головой жаворонки поют свои звонкие песни.

— Я дам тебе шанс, — улыбнулся он. — Немедленно прикажу кухарке приготовить корзинку для пикника.

— Согласна. Взгляни на этих пчел. Они в постоянном движении. Я слышала, что они долго не живут. Как, по-твоему, столь бурная деятельность укоротит нам жизнь?

Николас поцеловал ее, просто потому, что не смог удержаться, и прошептал:

— Я возражать не буду.

Он хотел добавить еще что-то, но вспомнил про книгу и, откашлявшись, признался:

— Я не смог разлепить последние страницы. Думаю, ответы содержатся именно там, но кто-то или что-то специально препятствуют нам в получении этих ответов.

И он снова поцеловал ее.

Она уже хотела снова потащить его за солнечные часы, но он провел пальцем по ее нижней губе и спросил:

— Что ты об этом думаешь?

— Думаю, пора пустить в ход мозги, а не другие части тела, — хихикнула она и повела его в библиотеку. Оба застыли на пороге, когда хриплый старческий голос пропел:

Грехи плоти,

Грехи плоти.

Скучнейшим местом был бы мир,

Не будь в нем грехов плоти.

Розалинда кивнула в сторону пустого кресла: — Мы ничуть не согрешили. Мы женаты. А ты похотливый старый призрак, и поэтому замолчи!

— Дело в том, — медленно произнес Николас, не услышав никаких возражений от старого графа, — что дед в жизни не спел ни единой ноты. С чего бы ему начинать сейчас?

— Что?!

Николас тяжко вздохнул:

— В детстве я ни разу не слышал, чтобы он пел.

— Но он поет одну дурацкую дитти за другой, а в последней даже нет рифм, не говоря уже о том, что во всех не имеется ни малейшего смысла.

— Знаешь, я долго думал над этим и решил, что это не мой дед.

— Но кто же в таком случае?

— Нужно вернуться назад, в век Саримунда, к тому, которого он знал сам. Вернуться во времена первого графа Маунтджоя. Признаться, Розалинда, я считаю, что это капитан Джаред Вейл.

— Но зачем он здесь? И почему приветствует меня?

Николас подумал, что своими вопросами она попала в самую точку, и поэтому спросил у пустого кресла:

— Ты действительно капитан Джаред Вейл?