Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безусловно, я давно знала, что у нас одинаковые имена. Но эта странная встреча на кладбище с той, чью роль меня взяли исполнять, была для меня, как предупреждение. С тех пор я опасалась проезжать вместе с Ольгой по той самой дороге. У меня была теперь «идея фикс», комплекс, и я ничего не могла поделать с этим. И потому что я была здесь, чтобы повторить жизнь этой женщины, стать женой ее мужа, мне, возможно, было не миновать такой же трагической развязки… И, возможно, даже моей дочери, тоже.
После Рождества 1971 года Ольга и я въехали в наш новый дом, зарегистрированный на имя мистера и миссис В. В. Питерс.
Памела продолжала приходить и сидеть с Ольгой. Здесь было так спокойно! Я сразу успокоилась, как только исчезли эти вечные посетители вокруг, туристы и принудительная «общность» в сущности таких разных людей, собранных в какой-то детский сад для взрослых. Но Вэс остался в Талиесине. Он был глубоко уязвлен моим желанием выехать, и после того как мы переехали, он дал волю своим горьким чувствам и словам. Он знал, что его всегда ждали, что двери были открыты для него в любое время дня и ночи, но он бывал очень редко с нами…
Местная пресса, конечно, узнала «новость» первой о том, что мы купили дом и живем в разных местах. Через несколько месяцев нашего мирного житья в Тенях Горы — как романтично назывался наш поселок в Скоттсдэйле — у моих дверей появился угром местный журналист. Несмотря на ранний час, я была чрезвычайно вежлива, хотя и осталась босиком в кухонном утреннем балахоне. В те времена я все еще верила, что если говорить с журналистом искренне, он все так и расскажет публике. (Роковое заблуждение!) Я не пустила, однако, его в дом, и мы разговаривали через сетчатую дверь. Заглядывая в дом через мое плечо и пытаясь разглядеть, кто там и что Там, он с поддельным изумлением спросил: «Но почему вы здесь?» Я ответила ему, что «это наша с мистером Питерсом частная резиденция».
Но он уже слышал что-то иное. «Вы живете раздельно? Вы подаете на развод?» — тараторил он. — «Конечно, нет! Я только отделилась от коммунальной жизни в Талиесине».
Этот мой ответ был немедленно сообщен в местные газеты, и начались звонки без перерыва. Талиесин уже выдал свою версию: «Они разделились, и ее муж желает теперь только развода». Не знаю, чьи это были слова, но мне было пока что неизвестно о таком желании моего мужа.
Доктор X., известный в Финиксе специалист по проблемам брака, был пожилым человеком с приятными спокойными манерами. Он выслушал мою долгую историю полностью, начиная с самого детства. Он был тактичен, внимателен и умел слушать. Потом он вызвал Вэса, ожидая такой же искренности. Потом — опять меня. И таким образом, несколько раз. Каждый раз он беседовал с каждым из нас в отдельности. Мы не общались между собой в это время.
Затем он изложил передо мною свои заключения. Они были ничуть неутешительны. Он сказал, что он убедился в следующем: в то время как жена ищет компромисса, чтобы сохранить семью, муж заинтересован только в том, чтобы скорее «выбраться» из этого брака. «Мне жаль это говорить, — сказал он, — но я не смог уловить ни тени сомнения в нем — он хочет освободиться. Я думаю, он был вполне искренен и честен насчет своих чувств».
Однажды поздно вечером я просто не могла больше сопротивляться, села в машину и поехала к Талиесину. Было уже темно, и я остановилась вдалеке от входа. Я знала, как пройти задами к нашей комнате и террасе, смотревшей на дорогу, и никто не увидел бы меня. В это время все обычно находились в своих комнатах, уставшие от долгого дня работы. Я тихо прокралась из сада по нашей террасе и приблизилась к стеклянной двери, ведущей в дом.
Мое сердце упало. Все было в том же порядке, как я оставила, все здесь — старинное оружие на стене, иранская средневековая сабля, подвешенные растения, книги, друзы и другие минералы — все, что Вэс любил видеть вокруг себя. Я тихо прошла по гостиной и увидели Вэса, сидевшего в шелковом халате, босиком, спиной ко мне. Он смотрел телевизор и не шевелился, совсем, как камень. Тогда я подошла ближе, коснулась его плеча рукой, и слезы полились из моих глаз.
Он встал с таким же точно лицом, как когда я увидела его в первый раз: печальным, с глубокими вертикальными складками вдоль щек. Он был бледен, уставший, и не мог найти слов. «Ты должна уйти, — сказал он, боясь, что кто-нибудь увидит меня. — Ты должна… Ты должна…»
Вокруг никого не было. Только яркие звезды мерцали на черном небе. Мы долго молчали».
МУЗА НЕ ЗНАЛА ПРЕДАТЕЛЬСТВА В ЛЮБВИ
Жизнь второй жены Федора Раскольникова была полна драматических событий: смерть горячо любимого маленького сына, смерть первого мужа. Она была беременна второй раз, родила девочку и осталась одна в чужой стране с грудным ребенком на руках. От агентов НКВД постоянно исходила угроза. Потом война — приходилось прятаться вместе с еврейскими детьми в маленьком французском замке от фашистов. Но все свои лишения Муза Раскольникова воспринимала через призму того счастья, которое ей удалось пережить со своим первым мужем — Федором Раскольниковым (второй ее муж был французом). Она даже думала, что все горе, которое ей пришлось пережить — своеобразная расплата за счастье. Главное, что отмечала муза Раскольникова в своих мемуарах — ей не пришлось пережить разочарования и предательства в любви. А ведь это так страшно, когда тебя предает любимый человек… В момент все теряет свой смысл. Женщина, которую предали, уже никогда не станет прежней — искренней, веселой, открытой. Пережитое предательство всегда будет с ней в ее подсознании, и не помогут никакие психоаналитики. Кто не пережил предательства, тот не знает. Пожалуй, среди современных женщин так мало тех, кто не знал предательства в любви, не так ли?
Федор Раскольников — имя, которое незаслуженно забыто потомками. А между тем он был настоящим героем-революционером, талантливым публицистом, удивительно тонким и чутким человеком. Его первая жена — Лариса Рейснер умерла очень рано. И ее место долго оставалось свободным. Трудно было отыскать женщину, сумевшую бы заменить ее. В этой