– Ты не понимаешь! Они, наоборот, не любят, чтобы на них пялились. Они это делают ради самих себя.

– Анбеливбл, хани… Это как если бы я стала актрисой для самой себя.

– Это же разные вещи. Понимаешь…

Я задумалась, наблюдая за пузырьками, поднимающимися по бокалу колы.

– Этот парень мне объяснил, что больше 80 процентов мозга отвечает за двигательную деятельность. И когда мы учимся совершать новое движение, то развиваем наш мозг.

– Бред, – фыркнула Ника, – я как-то тусовалась с молодыми теннисистами. Они все из себя крутые. Одежда от кутюр. Цепи золотые. Денег чемоданы, личные водители. Корты в Майами. Но обычный разговор поддержать не могут. Просто рассказать, какой фильм нравится, а какой – нет.

– Может, потому что они на корте одни и те же движения совершают, – неуверенно предположила я, но тут же добавила: – Хотя глупость, конечно. Просто, наверное, разные люди есть. Кто-то хочет развиваться, а кто-то нет. Я вот хочу. Поэтому мне интересно узнать о паркуре побольше.

– И что, предложишь этому Карлсону тебя тренировать? – спросила Ника, запивая колой последний кусок пиццы и оглядываясь на шведский стол, где стояли мисочки с солеными огурцами, помидорами, оливками и грибами.

– Н-нет, – пробормотала я, опуская глаза и ковыряя вилкой свою пиццу, для которой у меня в животе уже места не было, – просто поищу в Интернете вот эту самую Академию паркура.

Вот так я соврала Нике. Но это было ради ее блага. Кто знает, как изменится ее настроение, если она узнает, что я пойду на тренировку по паркуру, который ей не нравится?

Не стоит рисковать ее настроением и аппетитом.

– Что-то я наелась, – объявила я, делая официантке знак рукой.

– Вот теперь я тоже, – кивнула Ника, стянув с моей тарелки кусок пиццы и запив его моей колой, потому что ее давно кончилась. – Харри ап, хани, нам еще в кафе зайти надо.

– Зачем? – испугалась я. – Я ничего уже есть не могу!

– Я тоже не могу. Пока. Но еще не вечер. А вечером мне может захотеться чего-нибудь вкусного. Не хочу упускать возможность…

Она хитро улыбнулась.

– Потолстеть, – вяло отреагировала я, пытаясь вспомнить просьбу Никиной мамы, которую она изложила мне всего несколько часов назад.

О чем она просила, вообще-то – последить за тем, чтобы Ника ела или не ела?!

Мы решили не ездить в этот день в Париж, а погулять по району, где находился наш пансион. Солнышко выглянуло из-за туч, и, хотя на дорогах кое-где лежали островки грязно-белого снега, выглядело все по-весеннему.

После прогулки было решено зайти в кафе, купить себе на вечер пирожных и пойти домой – разбирать вещи. Кроме того, я надеялась лечь спать пораньше, чтобы успеть на тренировку к Грею.

Райончик оказался крошечным, всего две улицы, на одной из которых магазины, включая тот самый супермаркет, пакет из которого я нашла на крыше, на другой – жилые домики.

С одной стороны от этих улиц – железная дорога, с другой – шоссе, по которому вихрем проносились машины.

Меня поразило, что даже на этих двух маленьких улицах почти в каждом доме была кафешка, то есть небольшое заведение или в арабском стиле, где смуглые красавцы в белых халатах со следами жира срезали огромными ножами с большого куска мяса на вертеле тонкие пласты и завертывали их в лепешки, или в итальянском, где навесы были полосатыми, в цвет национального флага, а скатерти на столах – в красно-белую клеточку, или во французском, откуда пахло кофе и выпечкой. И везде, везде сидели люди! Откуда они тут все взялись, они что, не работают? Или рано заканчивают? И что, успевают сюда приезжать?

– Туристы, как и мы, – пожала плечами Ника, заглядываясь на старика под итальянским навесом, который с наслаждением макал кусочки чиабатты в оливковое масло.

– Ну все, хватит, – решительно сказала я, схватив Нику за руку, – пойдем от еды куда-нибудь. Вон, в тот магазин одежды!

Да, Никина мама хотела бы, чтобы дочь ела непрерывно, но есть же здравый смысл!

– Фу, – сказала Ника на пороге магазина, в котором все: и вывеска, и витрина – было оформлено в цвет итальянских скатертей – в красно-белую клетку, – это же «Тати»!

– Что? – не поняла я.

– Ну, самый дешевый магазин одежды! Террибл, хани! Я не собираюсь тут ничего покупать!

Она с отвращением оглядела плохо одетых женщин, роющихся в коробках, куда была свалена вся одежда на продажу. Среди женщин было много американок, которых всегда узнаешь по дутым курткам и желтым ботинкам, а еще по громким окрикам, с которыми они демонстрировали друг другу растянутые футболки и мятые джинсы, вылавливая их из коробок.

– Погоди-ка! – Я схватила Нику за руку. – А вот та дама? Разве она дешево одета?

Ника прищурилась.

– Хм, нет… Пальто из кашемира… Шелковый платок на плечах. Сапожки и сумочка из крокодиловой кожи… Слушай, их она точно в Галери Лафайет[42]приобрела!

– Может, они поддельные?

Ника смерила меня презрительным взглядом:

– Ты думаешь, человек из мира моды не может определить, поддельная сумочка или нет?

– Ты же ее не щупала.

– О’кей!

Ника быстрым шагом пересекла помещение магазина, брезгливо обходя развалы одежды. Я последовала за ней на отдалении. Ника подошла к элегантно одетой даме и спросила громко:

– Do you speak English? I’m the member of «Greenpeace» organization[43].

Дама сначала посмотрела на Нику, потом на сумочку, потом снова на Нику и улыбнулась. Так холодно, одними губами.

– Do you want a certificate?[44]– спросила она с сильным акцентом.

Ника кивнула.

– Ok. – Изящным движением дама открыла сумочку и выудила оттуда какую-то бумажку.

– Thanks, – кивнула Ника.

– What about your documents?[45]– спросила дама.

– Sorry, I forgot them at home[46], – с милой улыбкой заявила Ника, потом развернулась ко мне и скорчила гримаску: «Мол, что, съела?» Она кивнула мне на выход, но я покачала головой. Даже если у дамы есть сертификат на сумку, что она может высматривать в этом дешевом магазине? Может, тут все-таки не слишком плохая одежда, и я смогу выбрать что-то для себя, чтобы щегольнуть новинкой из Парижа в классе после каникул?