Виллем замялся.

— Ты казался мне привлекательным молодым человеком. Не хочу тебя обижать, но в качестве молодой женщины ты вовсе не так хороша.

Жуглет рассмеялась.

— У меня то же лицо! — и добавила подчеркнуто: — Лицо твоего друга.

Она сделала еще шаг в сторону Виллема. Тот опять попятился.

— Ты ведь не девственница? — спросил он полным отчаяния тоном, словно защищаясь неизвестно от чего.

— Виллем!

Жуглет вконец потеряла терпение.

— И ты не проститутка, не замужем и не…

— Ты тоже не проститутка, и не женат, и не девственник, — подчеркивая каждое слово, отпарировала Жуглет.

— Я мужчина!

— На это ценное наблюдение можно найти массу остроумных ответов, но я воздержусь. Нет, Виллем, я не девственница. Но, — добавила Жуглет мягче, — я всю жизнь в одиночку борюсь с миром, у меня никогда не было ни друзей, ни близких. Ты единственный мужчина, которому я полностью открылась, и ты первый… — На ее лице возникло выражение тревоги, как будто она боялась высказаться чересчур откровенно. — Первый, объятия которого могли бы стать чем-то большим, чем просто случайная встреча.

Она осмелилась приблизиться еще на пядь.

— Ясно. Значит, ты шлюха.

Чувствовалось, что убедить Виллема ей не удалось.

— За эти слова тебе стоило бы поставить еще один фонарь под глаз.

Вспылив, она подхватила с пола штаны, дрожащими от ярости руками напялила их и не сразу смогла затянуть шнурки.

— Я не шлюха, Виллем. Я человек. А людям, как известно, свойственны естественные потребности. Еще совсем недавно мои желания вовсе не вызывали твое неодобрение, и иногда — иногда — я находила способ удовлетворять их. И было бы не здорово, если бы я этого не делала. Не требуй от меня, чтобы я была пассивной и чистой, как утренняя роса, до того момента, как окажусь в твоих объятиях — а в них внезапно оживу! Я всегда живая, Виллем, и это тебе всегда во мне нравилось.

Подвязав наконец штаны, она поискала глазами пояс и кошель. Виллем увидел их раньше и поднял с усыпанного тростником пола.

— Ты только что потрясла меня до глубины души, за всю мою жизнь я ничего подобного не испытывал… и имею право быть немного не в себе, — с упреком произнес он.

Жуглет тут же вскинула руки, показывая, что понимает.

— Признаю за тобой это право, — сказала она с легким смешком. — Ты сам меня изрядно шокировал, когда вернулся там, на лестнице. А я-то решила, что мне удалось тебя отпугнуть. Уж кем-кем, а содомитом я тебя никак не считала.

— Я и сам так думал! Ты недооценила свои чары, — нахмурившись, произнес Виллем.

— Я недооценила тебя, — улыбнулась Жуглет.

Последовал момент неловкого молчания. Жуглет почти умоляюще смотрела на пояс и кошелек в большой руке Виллема.

— Мой пояс, пожалуйста, — наконец сказала она как можно небрежнее.

Виллем посмотрел на то, что держал в руке.

— Так что там у тебя? — Он похлопал по кошельку. — Ведь не травы же, чтобы сохранить мальчишеский дискант?

— Если тебе так уж непременно надо знать, — недовольным тоном ответила Жуглет, — то, кроме всего прочего, там пузырек с составом, благодаря которому то, что бывает у женщин, у меня короче и протекает не так болезненно. И еще другой пузырек, подарок Жанетты, чтобы не заводились маленькие Жуглеты…

— Господи боже!

Виллем торопливо сунул ей кошель.

Привязав его к поясу, она приблизилась к Виллему. На этот раз он не отпрянул. Девушка осторожно протянула руку и дотронулась до его лица. Почувствовав прикосновение таких знакомых пальцев, он быстро, взволнованно задышал.

Этот ее жест что-то в нем расшевелил. Схватив Жуглет за запястье, он с силой его выкрутил, и ей пришлось развернуться, чтобы не сломалась кость.

— Виллем!

— Ты жалкая обманщица, — прошипел он.

— Рука… ради бога, Виллем! — задыхаясь от боли, воскликнула она.

— Извинись за обман, — сверля ее негодующим взглядом, потребовал он.

— Я придумала все это совсем не для того, чтобы обманывать тебя, я… А-а!

Он еще сильнее выкрутил ей руку.

— Перестань, Виллем, хватит! Ты — рыцарь и не должен причинять боль женщине…

— Я причиняю боль обманщице, — сердито поправил он, но руку выпустил.

Прижав пострадавшую кисть к груди, она стала поглаживать ее другой рукой, пятясь назад, пока не оказалась в дальнем углу комнаты.

Отвернувшись, рыцарь смотрел на огонь в камине.

— Убирайся, — с отвращением произнес он и сел, издав тяжкий, по причине многих ушибов и ссадин, вздох.

— Ты ведь это не всерьез.

— Ну конечно всерьез! — взорвался Виллем и отвернулся от камина. — Я-то всегда искренен и никогда не лгу.

— Я тоже.

— Да ты само воплощение обмана! Я не могу тебя больше видеть, ты украла у меня лучшего друга!

— Я и есть твой лучший друг, — возразила Жуглет.

Виллем неумолимо покачал головой.

— Нет. Мой друг — не какая-то там лгунья.

— Это правда, она не… я ни разу не произнесла ни слова лжи по поводу моего…

— Мой друг вообще не женщина! — яростно заявил Виллем, едва сдерживаясь, чтобы не закричать.

— Нет, женщина, — тихо и разгневанно произнесла Жуглет. — И тебе предстоит выбрать, сохранить нашу дружбу или предать ее забвению.

— Я сделаю выбор, как только ты признаешься, что намеренно вводила меня в заблуждение, — воскликнул Виллем. — Ложь, основанная на умолчании, все равно остается ложью. Меня оскорбляет, что ты скрывала от меня такую вещь. Это преступление против дружбы.

— И когда мне следовало тебе во всем признаться? — спросила Жуглет и вышла из угла на свет.

Виллем не сразу нашелся.

— В тот самый момент, когда у тебя впервые зародились нечистые мысли насчет меня.

Она рассмеялась.

— В тот момент как раз более всего нужно было скрывать правду, — указала она. — Я женщина пылкая, Виллем, я…

— Не говори мне этого! — В отчаянии он с такой силой замотал головой, будто хотел вытрясти ее слова из памяти. Он встал и подошел к двери. — Уходи. Я не хочу тебя видеть.

Внезапно ее охватил такой страх, что она побледнела.

— Открыв тебе правду, я подвергла себя опасности. Если Конраду или кому-то еще…

— Я не выдам твою жалкую тайну, — заверил он, глядя на пол у ее ног. — За кого ты меня принимаешь? Но прошу тебя, ради бога, уходи сейчас же, пока я еще не пришел в себя.