Возможно, эту пламенную речь господин Качука произнес исключительно из человеколюбивой жалости к загубленной красоте и у него не было иных намерений, кроме как избавить дивные волосы Тимеи от навязанных ей уродливых причесок, однако эффект, вызванный его словами, оказался гораздо сильнее, чем он предполагал.

С этого момента Тимее казалось, словно воткнутый в волосы гребень вот-вот раздерет ей голову, и она не могла дождаться, когда господин Качука уйдет.

Капитан и не стал засиживаться, сжалившись над госпожой Зофией, которая во время его визита безуспешно пыталась справиться с трудной задачей - как-нибудь спрятать свои ноги в стоптанных шлепанцах. Господин Качука, пообещал наведаться еще раз, попрощался: маме Зофии поцеловал руку, а Тимее отвесил низкий поклон.

Едва только дверь за капитаном затворилась, Тимея вытащила из волос высокий гребень, сдернула с макушки башней выложенные завитки, мигом распустила всю прическу и, встав у лохани с водой, принялась мыть голову.

Что ты делаешь, несчастная ? - завизжала госпожа Зофия. - Перестань сейчас же! Оставь прическу, как была! Вот ужо Атали рассердится, когда придет да увидит!

- Пусть сердится! - упрямо ответила девочка. Отжав мокрые волосы, она села на скамью подле госпожи Зофии и, стараясь совладать со своей встопорщенной гривой, начала заплетать простую косу.

В сердце ее зародилось упорство, подавившее страх. Слова капитана придали ее душе силу. Его вкус, его желание были для нее законом. Она заплела косу и естественным узлом выложила ее на затылке - точь-в-точь как учил ее капитан.

Госпожа Зофия про себя смеялась: вконец девчонку одурачили!

Пока Тимея заплетала волосы, госпожа Зофия придвинулась к ней поближе, стараясь снискать ее расположение.

- Давай доскажу тебе про свадьбу. На чем прервал наш разговор Качука? Эх, знал бы он, о чем у нас тут с тобою речь!... Значит, я остановилась на том, что жених и невеста пьют из одной чаши, а хор и дьякон поют "Господи, помилуй!". Потом священник читает Евангелие, а шаферы тем временим держат венцы у барчующихся над головами. Священник берет венцы, кладет их на серебряный поднос и обращается к жениху: "Будь славен, как Авраам, благословен, как Исаак, и плодовит, как Иаков!" Затем поворачивается к невесте и говорит ей: "Будь превознесена, как Сарра, ликуй, как Ревекка, плодить и размножайся, как Рахиль!" И после этого благословения жених и невеста перед всем народом и перед святым алтарем троекратно целуются...

Тимея даже глаза зажмурила, чтобы не видеть этой сцены.

Атали обомлела, когда, явившись домой, увидела Тимею с распущенными волосами.

- Кто тебе позволил распустить волосы? Где твой гребень, где бант? Немедленно приколи на место!

Тимея, сжав губы, решительно тряхнула головой.

- Сделаешь, как я велю?

- Нет!

Атали была поражена столь необычным упрямством. Слыханное ли дело - ей посмели возразить! И кто же? Девчонка, которую в доме держат из милости, всегда такая покорная, даже ноги ей целовала однажды.

- Нет? - переспросила она, подойдя к Тимее вплотную и приблизив свое распаленное гневом лицо к белому лицу девочки, словно желая ожечь ее.

Госпожа Зофия из угла со злорадством наблюдала эту сцену.

- Я ведь говорила, что тебе от Атали достанется!

А Тимея, взглянув в сверкающие глаза Атали, еще раз повторила:

- Нет!

- Это почему же? - вскричала Атали, и в этот миг голосом очень напоминала мать, а выпученными глазами - отца.

- Потому что так я красивее! - ответила Тимея.

- Кто это тебе сказал?

- Он...

Пальцы Атали скрючились, как орлиные когти, стиснутые зубы блеснули меж алых губ. Казалось, она готова растерзать строптивую девчонку! Но.. всего лишь рассмеялась.

Ее необузданная ярость излилась в язвительном хохоте. Оставив Тимею, она удалилась к себе в комнату.

В тот день под вечер господин Качука снова наведался в дом невесты. Его уговорили остаться к ужину. За столом Атали осыпала Тимею непривычными ласками.

- Замечаете, господин капитан, насколько красивее Тимея с распущенными волосами?

- И правда! - подтвердил капитан.

Атали улыбнулась.

Она отыграется на девочке, но теперь уже шуткой не ограничится, в ход пойдет более грозное оружие.

До свадьбы оставалось всего два дня.

В эти два дня Атали была с Тимеей сама предупредительность и нежность. Она не отпускала девочку к прислуге, а служанкам наказала, входя в комнату, целовать Тимее руку.

Госпожа Зофия несколько раз назвала ее "невестушкой".

И вот портной доставил готовое платье для невесты.

Сколько радости было Тимее, когда она его увидела! Она прыгала и хлопала в ладоши, как ребенок.

- Ну, иди примерь свой невестин наряд! - с жестокой улыбкой сказала Атали.

Девочке позволила надеть на себя роскошный подвенечный наряд, расшитый ее же собственными руками. Она не носила корсета, а фигура ее была развита не по годам, та что платье было ей впору.

С каким стыдливым самодовольством разглядывала она себя в большом трюмо! Ах, как красива она будет в подвенечном платье! Может, у нее даже шевельнулась мысль о том, что ее ждет любовь? Наверное. И сердце ее забилось сильнее, и вспыхнул в нем огонь, заставляющий испытывать наслаждение и боль?

О, об этом не думали те, кто вел с ней жестокую игру.

Горничная, помогая ей одеться, кусала губы, чтобы не рассмеяться.

Атали же с бессердечным лицемерием наряжала простодушную девочку, которая не в силах была скрыть свою радость. Новые, прежде неведомые ей чувства, отражались на беломраморном лице Тимеи.

Атали принесла Тимее примерить и веночек. Мирт и белый жасмин удивительно шли ей.

- Ну и красавица же ты у нас будешь послезавтра!

Затем Тимею заставили снять подвенечный наряд.

- А теперь примерю я, - сказала Атали. - Интересно, пойдет ли мне.

На ней лиф удалось посадить правильно лишь с помощью корсета, зато на ее прекрасной, горделивой фигуре все линии платья обрели более четкие очертания. И ей на голову надели миртовый венок, и она тоже принялась разглядывать себя перед зеркалом.

Тимея глубоко вздохнула и с неподдельным восхищением прошептала Атали:

- О, какая ты красивая! Очень-очень красивая!

Пожалуй, на этом можно было бы и окончить шутку?

Нет, она должна поплатиться сполна! Должна быть наказана за свою дерзость, за свою глупость.

Язвительную комедию целый день разыгрывали с ней все кому не лень. От сыплющихся со всех сторон намеков девочка была сама не своя. Подкарауливала у дверей господина Качуку и убегала прочь, едва завидев его. Вздрагивала, когда при ней произносили его имя. И отвечала невпопад. Все веселились над ней всласть.