— А это вообще очень серьезно.

— Да?

— А то как же. Сами подумайте — мужа вашего кто-то убил, вас избили… И что — не намекнули, за что бьют?

— Ни словом… Да он вообще не слишком-то много разговаривал.

— Но все-таки что-то он говорил? Или все молча проделал?

— Я ничего не помню. Обалдела от страха, когда он мне рот зажал…

— А денег не требовал? Может, что-то забрал?

— Нет, нет! Я сама ничего понять не могу. Но это не вор. Скорее — сумасшедший, клинический псих…

— Следил за вами? Не видали его в городе? — сыпал вопросами Владимир Борисович. — А кстати, куда вы ездили?

— В центр. Нет, я его не замечала раньше.

— Могли и не заметить.

— Могла… — вздохнула она. — Лучше бы я заметила, куда он от меня побежал…

— А кстати, — он запалил новую сигарету, — на машине он был, нет?

— Откуда же мне знать? Я в окно не выглядывала… Я… — Тут она запнулась, уставившись на Владимира Борисовича диким взглядом. — Ой, кажется… Вы знаете, вчера днем кто-то звонил в мою дверь. Я была дома, да… Но я не открыла, даже не спросила, кто там. И это был он!

— Откуда это вам известно? — Он смотрел на нее внимательно, но без воодушевления. Она разозлилась: «Ничем его не проймешь! Ни кассетой, ни алиби, ни моими догадками, ни свидетелями в казино…» Ее давно уже не покидало странное и неприятное ощущение, что все, что бы она ни делала, что бы ни говорила этому человеку — не идет ей на пользу. Она его не понимала. Она его боялась.

— Я, правда, сама его не видела, но мне описала его девочка во дворе, — пояснила Анжелика, стараясь держаться бесстрастно. — Я, конечно, испугалась, что кто-то мне звонил в дверь, и потому спросила девочку, не видала ли она кого незнакомого у нашего подъезда. И она мне его описала! Точно! Я только теперь поняла… Он, знаете… — Анжелика не смогла сдержать рвущегося наружу возбуждения и торопливо, взахлеб, выпалила:

— Высокий, стриженый, плотный, глаза серые, нос прямой! Одет в джинсы, трикотажную рубашку…

Если бы вы его нашли!

— На видео его ваша свидетельница не записала?

Этот вопрос едва не довел ее до истерики. Она хрустнула пальцами, опустила глаза и со сдержанной ненавистью ответила:

— Нет. Но верить ей можно. — Таких высоких, стриженых знаете сколько? — Следователь тоже заговорил раздраженно. — Ничего это мне не даст.

— И искать вы его не собираетесь? — спросила она, сверкая заплывшими глазами. Ненависть к этому равнодушному человеку захлестывала ее, еще немного — и накрыла бы с головой, и тогда… В такие минуты Анжелика и совершала поступки, о которых всю жизнь потом жалела. Она прошипела:

— А блондинку вы тоже не будете искать? Много вам помогла кассета? Много вам ее оригинальная внешность дала? Или мне самой прикажете ее найти?

И парня тоже? И убийцу тоже?

Но он, как ни странно, не рассердился. Возможно, Анжелика случайно нашла верный тон в обращении с ним. Может быть, его просто насмешил ее порыв. Во всяком случае, тот вполне дружелюбно ответил:

— Я работаю. Но на мне сейчас знаете сколько дел? Двенадцать.

— И все — об убийствах? — Ее голос сорвался на визг, она прижала ладонь к горлу, закашлялась.

Он поморгал коричневыми от табака ресницами, потянулся к графину, налил ей полстакана воды. Она не стала пить, ей был противен и стакан, и засаленный желтоватый графин, и сам следователь — засаленный прокуренный тип с бабьим голоском… Ее тошнило, болела губа, щека, ныли ноги. Хотелось плакать. Хотелось уйти.

— Не все, — мягко ответил он. — Ладно, успокойтесь. Всех найдем. У нас в округе раскрываемость дел почти девяносто процентов.

— Что?

— Я говорю — рано или поздно, всех находим.

— Не было бы поздно… — проворчала она. — В другой раз он меня убьет. Что же мне теперь делать?

Он знает мой адрес, может, еще заявится?!

— А вы ему не отпирайте, как в первый раз, — посоветовал он.

— А если он дверь взломает?

— Звоните в милицию.

— Господи, — тоскливо протянула она, но комментировать его совет не стала.

— Кроме того, — заметил он, — уж если он собирался взламывать вашу квартиру, зачем он вам ключи оставил? Мог с собой унести.

— Да, но может, он их случайно уронил.. — Анжелика понемногу успокаивалась. И именно поэтому следующий вопрос снова ударил ее по нервам.

— А кстати, — заметил он. — Что это вы ему дверь не открыли, когда он вам днем звонил? Ждали кого-то? Неприятного гостя?

— Нет…

— А почему же не открыли?

— Я… Боялась… — Она с трудом контролировала свой охрипший от негодования голос и пыталась отвечать вежливо.

— А чего, если не секрет?

Она уставилась взглядом в бумажный хлам на его столе. Делая вид, что разглядывает папки, окурки, дискеты, она соображала, что сказать. Не могла же она заявить, что не открывала дверь, потому что припомнила поведение своего убитого мужа, когда ему в дверь звонили его потенциальные убийцы — Саша и Лена… Не могла же она сказать, что эти звонки, на которые он не отвечал, раздаются у нее в мозгу каждый раз, когда она слышит звонок в дверь — тот же самый звонок, в ту же самую дверь? Она покачала головой:

— Не знаю. Я теперь всего боюсь.

— Пришли! — раздался голос у нее за спиной.

Она резко обернулась, увидела молодого парня в форме. Он, рассмотрев ее разукрашенное лицо, чуть ли не ухмыльнулся.

— Где они? — через голову Анжелики спросил Владимир Борисович.

— В семнадцатом.

— Сейчас. — Он в три быстрых затяжки докурил сигарету, сунул ее в пепельницу и встал из-за стола. — Идемте, там ваши свидетели.

— Из клуба? — Сердце у нее подкатилось к горлу. Она встала, не чуя под собой ног, уставилась на него потерянным взглядом. Чувствовала себя скверно — как перед экзаменом, когда заранее известно, что экзаменатор тебя завалит — не спасут никакие знания, да и не знаешь ты ничего.

Семнадцатый кабинет они миновали и вошли в следующий по коридору. Обстановка там была более чем скудная — облезлый диван, шаткий столик в углу, почему-то — трюмо. На трюмо лежал красный зонтик. На диване сидела худая брюнетка лет тридцати пяти и читала затрепанную книжку в пестрой обложке. Увидев Анжелику и Владимира Борисовича, она немного оживилась, кивнула:

— Давай скорей, Володь! Они пришли?

— Сейчас приведут. — Следователь выглянул в коридор и махнул кому-то рукой:

— Зови!