которого мне довелось как-то (осенью 2012 года) целый день катать по Москве на своей машине – наверное, М.О. такое сравнение порадовало бы: знаю, с какой симпатией она к Юзу относилась. За считанные секунды я оказался на кухне «пить чай!», даже сам не поняв, как это произошло. О «кухне» надо сказать отдельно, ибо на деле это оказался рабочий кабинет или даже архив свободного пространства вообще не было, да и пройти туда можно было с большим трудом: книги лежали повсюду – открытые, закрытые, с закладками и без, стопками от пола и практически до потолка! На полках и в буфетах, где у нормальных людей находится посуда, стояли и лежали… правильно – книги! При этом на «кухонный» стол даже кружку некуда было поставить – ни сантиметра свободного пространства, а из хозяйственной утвари я не заметил ровным счетом ничего! Разумеется, до моего появления М.О. работала над каким-то текстом – была открыта тетрадь с ее записями, и сразу с десяток книг с пометками лежали на столе. Я даже не вспомню пил ли я чай тогда, потому что это совершенно не важно, так как тут же был вовлечен в вихрь идей, необходимых свершений, обязательных поездок, зреющих в голове «Великого комбинатора». Помню, подумал тогда: «Вот бы мне такую энергию, в мои-то 40!»

Я потерял счет времени и опомнился, кажется, через час с лишним, посмотрев на часы и вспомнив, что опаздываю на очередную встречу. Причем диалогом наш с М.О. «разговор» назвать затруднительно – я сразу был предупрежден о глухоте хозяйкой на входе, и интуитивно понял, что ответных речей от меня не ждут, за исключением реакции на заданные вопросы. По сути М.О. читала персонально мне предназначенную «лекцию». Конечно, я пытался вставлять свои «5 копеек», но скорее это были охи и ахи восхищения и удивления – непритворные, потому что представить себе ТАКОЙ размах деятельности – в ее-то годы – я просто не мог! М.О. ни секунды не красовалась – это было видно, и чувствовалось по воодушевлению, с которым она рассказывала о городах и весях, заброшенных селах, где побывала, и об умных, интересных ребятах, которых «откопала» в забытых Богом местах. Всех их она называла поименно-пофамильно и рассказывала о каждом, как о родном. Помню, как потеплел взгляд М.О., когда она узнала, что у меня трое уже взрослых сыновей – именно в детях она видела будущее России и все свои силы прикладывала к просвещению юных умов.

У японцев есть такое понятие – «бусидо» – путь воина, самурайский кодекс, набор законов, требований и правил поведения настоящего самурая в обществе, это философия и этика жизни. Когда сталкиваешься с неудачами и трудностями, недостаточно просто не беспокоиться, нужно смело и радостно бросаться вперед. Серьезность болезней и другие несчастья определяются нашим отношением к ним. Человек ничего не стоит, если он не понимает, что «сейчас» и «то самое время» – это одно и то же. Поскольку смерть всегда рядом, нужно прилагать усилия и действовать без промедления. Воистину жизнь человека длится одно мгновение, поэтому живи и делай, что дóлжно.

У Мариэтты был свой собственный Путь, где и «один в поле воин», которому она следовала всю свою жизнь неотступно.

Светлая память Мариэтте Омаровне Чудаковой – прекрасному человеку и просветителю.

Константин Поливанов

Я не возьмусь сейчас (а может быть и никогда) писать полноценные воспоминания о Мариэтте Омаровне Чудаковой, мне посчастливилось быть ее современником, но решусь здесь вспомнить только несколько эпизодов, которые, как мне кажется, могут служить иллюстрацией ее темперамента, ее отношения к жизни и, может быть, даже ее интонаций, которые отпечатались в моей памяти.

В апреле 1984 в главном органе ЦК КПСС газете «Правда» была опубликована статья- письмо Мариэтты Омаровны Чудаковой и Анны Леонидовны Хорошкевич «Не к тому интерес», где описывалась ситуация в Отделе рукописей тогдашней Библиотеки СССР имени Ленина, когда руководство отдела решает (по большей части из идеологических соображений, что тогда написать прямо было невозможно), какие материалы показывать исследователям, а какие нет. Поразительна была сама публикация этого текста, каких трудов стоило М.О. убедить редакторов главного советского печатного органа напечатать материал, замахивающийся на неписаное правило практически всех советских архивных хранилищ, я сегодня могу только догадываться. Тогда я был одним из авторов готовившегося в издательстве «Советская энциклопедия» словаря «Русские писатели 1800–1917» и как человек, пишущий о литераторах, чья жизнь пришлась хотя бы частично и на послереволюционные годы, постоянно сталкивался с тем, что в каких-то документах мне отказывали. В редакции литературы и языка энциклопедии мне сказали, что необходимо, чтобы редактор «Правды» получил бы письма в поддержку опубликованного письма, и не только по почте; меня попросили сходить в редакцию газеты и отнести свое письмо, где были перечислены препятствия, которые чинили мне в Отделе рукописей. Я сходил на улицу «Правды», где помещалась редакция, и вручил письмо представительному и благожелательному редактору отдела писем, он благожелательно расспрашивал о готовящемся словаре и трудностях поиска материалов о малоизвестных авторах. Через несколько дней М.О. назначила мне встречу около редакции журнала «Коммунист», куда ходила, как я понимаю, в связи с теми же библиотечно-архивными проблемами, – уже через несколько дней стало ясно, что у руководства Рукописного отдела есть покровители куда более сильные – главному редактору «Советской энциклопедии» позвонили из ЦК КПСС и сделали жесткое замечание: «Почему это ваши авторы и редакторы ходят в “Правду”?» Но именно тогда, выслушав мой рассказ о походе в газету, М.О. пересказала мне одну из фраз моего недавнего собеседника – «“А ведь она (зав. Отдела рукописей) этих мальчиков еще и хлеба лишает”, сказал он задумчиво» – и тут же в своем очень памятном мне чуть насмешливом стиле спросила: «Костя, вы у него на хлебушек не просили?»

Это была моя первая встреча с Мариэттой Омаровной, в следующие годы мы встречались много раз и по самым разным поводам, оказывались рядом на огромных московских митингах в 1990 и на научных конференциях в Москве, в Стэнфорде, в Марбурге, в 1992 мою публикацию взяли в один из выпусков знаменитых «Тыняновских чтений», 2 января 1993 я был у нее на дне рожденья.

Эпизод, о котором я рискну вспомнить, относится уже к концу 1994. 5 октября 1993 в «Известиях» было опубликовано письмо 42 литераторов к согражданам и президенту с поддержкой решительных действий против попыток коммунистического реванша в России. М.О. поставила под ним свою подпись. Подробно о письме, значении событий тех дней и своей позиции она рассказывала на страницах