с тобой уже должны были быть соединены. Мы должны были пожениться много лет назад.

Он кладет руки мне на виски. Я не могу двигаться самостоятельно, но поскольку он все контролирует, то подталкивает меня вверх. Он смотрит мне в глаза, как будто что-то ищет.

– Почему твои глаза больше не горят для меня? Однажды они горели. Это было восхитительно… Я никогда не забуду этот цвет.

Я закрываю глаза, потому что он не может заставить меня смотреть на него. Он заблуждается. Он сильно ударил меня в первый и единственный раз, когда мои глаза горели для него. Первый и единственный раз, когда они загорелись для кого-либо. Но сейчас он рассказывает об этом так, будто это приятное воспоминание. Как будто это был хороший момент между нами, хотя это было не так.

Голос Рена спокоен, но тверд.

– Ты принадлежишь мне. Все это знают. Что бы ты, черт возьми, ни делал, остановись. Твой отец был строгим, деспотичным ублюдком, я понимаю. Мы все это знали. Поэтому я позволил тебе поиграть и побыть свободным… Я был добрым, позволяя тебе год за годом скитаться по Европе. Всему есть предел. Мы должны заключить нашу связь. С меня хватит этих детских игр.

Он наклоняется и облизывает мою шею длинным влажным движением, прежде чем сильно впиться в плоть. Я еще крепче зажмуриваюсь, готовясь к потоку его разочарования и собственнических чувств, которые в его сознании означают любовь. Они вливаются в меня, как чернила, сдавливая меня, удушая. Обычно это просто неприятно, но сегодня это ужасно. Невыносимо.

Закончив, он отстраняется, снова облизывает меня, затем крепко целует в щеку с громким чмокающим звуком. Он улыбается, исполненный гордости.

– Не думаю, что позволю тебе покормиться от меня сегодня. Назовем это наказанием за то, что ты меня расстроил. Впустить в свой дом какое-то странное существо… Ты ни разу не пригласил меня в свой дом. Это обидно, Вайолет. Я чувствительный.

Его власть над моим телом ослабевает, и я с силой его пихаю. Он падает назад и, смеясь, шлепается на задницу, когда я встаю. Мне хочется его ударить, но я не могу. Даже несмотря на то, что он со мной сделал, чертов моральный кодекс, вбитый в меня с рождения, не позволит мне ударить чистокровного вампира. Если бы я был чистокровным вампиром и мог сравниться с ним по силе и статусу… если бы мы были равны? Я бы высушил его до смерти.

Мои ноги онемели, и я все еще дрожу. У меня перехватывает дыхание, когда я тычу в него пальцем.

– Ты больше никогда не прикоснешься ко мне. Между нами все кончено.

Он усаживается прямо, ухмыляясь, поднимает руки, чтобы неспешно распустить свои длинные волосы из пучка на макушке.

– Ой, не драматизируй. Тебе нужно будет покормиться в течение дня максимум, и ты прибежишь обратно. Давай считать, что завтрашняя ночь станет для нас новым началом, хорошо? Ты можешь заниматься со мной любовью и питаться от меня, как раньше. Тебе понравится, обещаю. Я позабочусь об этом.

Я трясу головой, пятясь назад и прочь от сидящего на полу монстра. Голова идет кругом, и я чувствую тошноту, выходя из комнаты. Когда я оказываюсь за воротами поместья, меня действительно тошнит, чего ни разу не было раньше. Какое ужасное ощущение. Я никогда не чувствовал себя так плохо после того, как Рен покормился от меня. Тяжесть его власти ушла, но ощущение, что что-то осталось внутри меня. Мое тело и разум тяжелы, слабы.

Мне просто нужно добраться до дома и принять горячий душ. Когда я окажусь в своем безопасном пространстве и отмоюсь от его отпечатков пальцев и слюны, будет лучше. Я посплю, а утром смогу поесть с Джэ острого супа с тофу и понять, что, черт возьми, мне делать.

Именно это дает мне силы пережить двухчасовую поездку на поезде и добраться до дома – мысль о завтрашнем дне и завтраке с теплым, милым Джэ в моем доме.

Глава 30

Джэ

– Прекрати.

Я стону и переворачиваюсь на другой бок в мягкой постели. Я оставил окно слегка приоткрытым, и в моей комнате довольно свежо. Мне это очень нравится. Спать зимой уютно под весом пухового одеяла, мне не приходится его сбрасывать посреди ночи, потому что стало слишком жарко.

– Мяуууу.

– Лулу. – Я выпрямляюсь, потому что меня донимает эта кошка. Мяукает и упирается своей пушистой головой в мою, словно хочет подраться. Я обычно оставляю дверь приоткрытой, потому что иногда она любит спать на краю кровати в ногах, как щенок. Думаю, когда ее там нет, она в комнате Джуна. Чередует нас, как будто мы разведенные родители. Но у нас все в порядке, у меня и Джуна. Никаких проблем.

– Мяу.

– Черт, кошка. Что такое? – Я смотрю, как она спрыгивает с кровати, непрерывно мяукая. Она идет к двери и проскальзывает в нее. Я думаю, что она уходит, но потом она снова просовывает голову внутрь, еще больше мяукая. Господи. Мне что, идти за ней? Когда мы были моложе, Сайрус был одержим очень старыми американскими телешоу. Было одно, которое он иногда заставлял меня смотреть, «Лесси»[40]. Я вспоминаю об этом сейчас, типа: «Что такое, девочка? Джуничи упал в колодец?»

Я вылезаю из постели. На мне только пижамные штаны (меньше шансов перегреться), хватаю халат и направляюсь к двери. Лулу бежит впереди меня, дальше по коридору и в открытую гостиную, все еще завывая. Теперь совершенно очевидно, она хочет, чтобы я следовал за ней. Странно.

Она останавливается и мяукает перед комнатой Джуничи. Когда я стою рядом с ней, кошка приподнимается на задних лапах и упирается передними в закрытую дверь, глядя на меня своими ярко-золотыми глазами. Я вздыхаю.

– Лулу, твой отец не хочет, чтобы я его беспокоил. – Нужно ли мне объяснять ей, что Джуничи не хочет видеть меня в своей постели, потому что боится соединиться со мной? Действительно ли мне нужно сообщать кошке эту информацию?

Когда я колеблюсь, Лулу опускается и бросается на мои ноги.

– Эй. – Я отступаю назад подальше от ее лап. Она подходит к двери и снова, суетясь, встает на задние лапы.

– Ладно, ладно. – Позже, когда Джун будет раздражен тем, что я пробрался в его комнату посреди ночи, насколько убедительно будет сказать: «Меня заставила кошка?». Думаю, не очень.

Я нажимаю на ручку двери и заглядываю внутрь. Сегодня ночью очень темно. Сквозь стеклянную стену проникает немного лунного света. Джун похож на длинный комок, лежащий на кровати поверх одеяла на боку. Признаюсь… сразу же возникает ощущение, что что-то не так. Не знаю почему, но атмосфера какая-то неправильная.

– Мяуууу.

– Господи… хорошо. – Я захожу внутрь и иду вперед. Оставляю дверь приоткрытой на случай, если