Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спать хочется. Я под музыку засну, — зевнул Коки и поднялся со стула.
— Что за разговор? — спросила Кёко, собирая посуду.
— Да ничего такого…
— Ты же сказал, что есть разговор?
— Я так сказал?
И вчера вечером, и сегодня утром Кёко чувствовала на себе взгляд подростка, он вёл себя словно ребёнок, который присматривается к настроению родителей, перед тем как открыться в чём-то очень важном. Ясно было, что для него предстоящий разговор полон значения, и Кёко села прямо напротив подростка.
Оба сидели лицом к лицу, стараясь не встречаться взглядами, и время таяло, точно поднимающиеся вверх пузырьки газировки, оставалась лишь пресная тишина.
— Я, пожалуй, пойду… — произнесла Кёко немного охрипшим голосом.
— Оставайся переночевать.
— Мне не хочется превращаться в домашнюю прислугу, живущую при хозяевах, и к тому же я плохо сплю в чужом месте. Если есть разговор, тогда другое дело…
— Я же сказал, ничего такого.
— Тогда я пошла. — Кёко подвинула стул, собираясь встать.
— А я говорю, чтоб ты осталась!
Кёко опустилась на стул. Подростка била дрожь, лицо у него было такое, словно ко лбу припечатался ужас.
— Ты простудился? Лекарства есть? — Протянув руку через стол, Кёко потрогала лоб подростка, но жара не ощущалось.
— Просто знобит…
— Хорошо, побуду, пока не пройдёт.
Кёко выключила кондиционер и села на стул рядом с подростком. Не прошло и пяти минут, как комнату наполнил горячий воздух лета.
— Ты бросаешь школу?
— Уже бросил.
— Но ведь тебе не позволят так запросто покончить с обязательным средним образованием.
— Можно просто не ходить в школу. — Его уже не трясло.
— И что будешь делать?
— Буду помогать управлять «Вегасом», займусь этим серьёзно.
Кёко не могла понять, почему в этом возрасте он интересуется игральным бизнесом. Ей сразу представлялся малыш в форме пожарного, поливающий из резинового шланга собачью конуру. Если бы он был ребёнком, то можно было бы просто улыбнуться, но он уже перерос игры, и ей чудилось во всём этом что-то опасное. Не похоже было, что он одержим пристрастием к деньгам, и, хотя он мог позволить себе иметь всё, что только захочется, его одежда и вещи были вполне обычными для школьника его лет.
— Хочешь стать кем-то вроде короля патинко?
— Близко. — Скованность уже отпустила его.
— Это потому, что ты хочешь быть очень богатым?
— Не в том дело. Это ведь игра. А разве вся жизнь не игра? Мальчишки играют на компьютере, а владелец патинко ведёт игру при помощи своих автоматов. Это очень интересный бизнес!
Кёко никогда не играла в компьютерные игры, которыми так увлекаются мальчишки. В кафе, где она работала, был один временный, старшеклассник, он ей показал книжку по стратегии игр под названием «Всё об охотниках за душами» и спросил: «Ты какой ответ выбираешь?» В игре «Охотники за душами» побеждал тот, кто обманывал дьявола и вступал с ним в сделки, а в конце одолевал банду злоумышленников, стремящихся уничтожить мир. Дьявол задавал такую загадку: «Я не рождался, поэтому не умру, а ты родился?» Ответов было всего четыре: 1) разумеется, 2) полагаю, что родился, 3) не знаю, 4) не родился. Кёко выбрала ответ под номером два, и старшеклассник замогильным голосом ей возвестил: «О, сколько их таких, кто, гордо выпятив грудь, твердит, что родился на этот свет…» Потом он прибавил: «Твой ответ, пожалуй, не так плох. Но во всём этом нет особого смысла, не обращай внимания!» — и объяснил, в чём прелесть игры, да только для Кёко это была сплошная тарабарщина. Ей показалось, что только одно она поняла: мальчишек доводит до исступления процесс борьбы, который они переживают в играх, они хотят насладиться ощущением победы. Нельзя сказать, что ей это было чуждо, если говорить о картах, шашках и других играх, в которых за победу спорят с реальным партнёром, ведь и спорт — это то же самое. Но какой интерес в том, чтобы одержать победу в запрограммированной ролевой игре? Кёко не могла уяснить себе, было ли для подростка участие в руководстве игральным бизнесом чем-то реальным или же это была воображаемая реальность.
— Я не вижу ничего интересного в играх.
— Что же тогда интересно?
— Может, заниматься чем-то, что имеет ценность…
— Здорово, но что такое ценность?
— Не знаю, может, как раз ищу… — Кёко опустила голову.
— Такое разве можно найти? Вот в играх это можно задать. А по ходу игры ценности постепенно меняются. Были же игры в христианство, в Будду, в них все играли, но полно людей, бросивших эти игры! Это не значит, что ценности исчезли, просто скучно стало, верно? Была игра в Маркса, была игра в Гитлера — то ажиотаж, то спад.
У Кёко не было сил продолжать этот разговор. Разговор — это тоже игра, как лото: сколько ни верти ящик с шариками, правильный шарик, за который будет первый приз, ни за что не выскочит. Она не надеялась найти не подлежащие сомнению ценности, но должно же существовать что-то, что стоит защищать ценой своей жизни. Кёко хотела бы не от богов, а от людей услышать слова, которые объяснят ей, в чём ценность жизни. Если религия появилась потому, что она была для человека необходима, тогда почему не возникли новые слова для тех, кто родился уже после того, как религиозность у большей части человечества рассыпалась в прах? Это было для Кёко непостижимо. Вместо этого люди обходятся различными играми: компьютерными, биржевыми, какими угодно. Игры — это не развлечение, не соревнование, игры — это товар, это всего лишь инструмент, позволяющий людям потратить свой ум и волю. Мальчишек покорили компьютерные игры, девчонки в храме под названием «молодость» кружатся в дикой пляске, точно впавшие в транс весталки. Их боги — те, кто не даёт иссякнуть жажде потребления.
— Пойду. — Кёко встала и пошла в комнату прислуги переодеться. Собравшись, она заглянула в гостиную, но подростка там не было. Рассердился! Наверняка ушёл в свою комнату. Она уже вышла в прихожую, когда услышала звуки, они шли из подполья. Спустившись по лестнице вниз, Кёко постучала в дверь подпольного помещения.
— Ты тут? Я ухожу.
Она немного подождала, но ответа не было. В голове У неё, в самой сердцевине, отчётливо отдавалось его натужное дыхание.
Он отказался от предложения Хаяси встретиться в «Вегасе» и пойти вместе, и они договорились ждать друг друга перед зданием полицейского участка района Исэдзаки. Всё потому, что в тесном пространстве, таком, как салон такси, он не мог находиться вместе с кем бы то ни было, это усиливало его тревогу настолько, что становилось трудно дышать. Не то чтобы он стал бояться людей, но ничего не значащая реплика вроде: «Жарко, не правда ли?» — заставляла его мучиться вопросом, почему собеседник решил это сказать и как следует ответить. А пока он обдумывал ответ, голову заполняла мутная чернота подозрений: не таит ли собеседник какого-то злого умысла? Подросток расплатился с таксистом и вышел, избегая пересечься взглядом с Хаяси, который почему-то помахал ему рукой и быстрым шагом поднялся по центральной лестнице полицейского участка.