– О, Иан, нам было так весело! – воскликнула она. – Пойдем завтра с нами! Алана говорит, можно расчистить место на льду озера и покататься – они часто так делают.

Он посмотрел поверх ее плеча на Алану, которая расстегивала плащ. Ее щеки разрумянились, глаза блестели. Его вновь охватило нестерпимое желание поцеловать ее.

– Ну, не так уж часто, – поправила она.

– Пойду расскажу Элизабет, может, она тоже захочет с нами, – Фиона звонко чмокнула брата в щеку холодными как лед губами и поспешила прочь, что-то напевая.

Иан не сводил глаз с Аланы.

– Она не играла так, как сегодня, с тех пор как случилось несчастье с ее ногой. А мне и в голову не приходило, что она скучает по детским забавам. Я даже не додумался расспросить ее.

Алана улыбнулась.

– Мне тоже было весело. Давно я не играла в снежки так, как раньше, с сестрами. Пока Алек жил с нами, он расчищал лед на озере, и мы катались все вместе. – Ее взгляд стал задумчивым.

– Пока я смотрел, как вы играете, мне пришла в голову одна мысль, – заговорил Иан. – О том, как можно помочь Фионе справиться с хромотой. Рождественский подарок. – Увидев, что в глазах Аланы вспыхнуло любопытство, он пояснил: – Это не значит, что с Фионой что-нибудь не так.

– Разумеется!

– Просто я увидел, как вы идете с ней под руку, и подумал: может, если изготовить для Фи особую пару обуви, в которой ее ноги сравняются по длине, она сможет ходить прямо?

Алана всплеснула руками.

– Может, даже танцевать! – подхватила она.

– Или войти в комнату так, чтобы никто не догадался, что она хромает.

– И тогда никто не будет судить о ней по внешности, – добавила Алана. – А когда с ней познакомятся, узнают, какая она умная, добрая и замечательная, никому уже не будет дела до ее хромоты.

– Вот именно, – кивнул Иан.

Алана коснулась его рукава.

– Для Фионы это очень много значит.

А для Иана ее улыбка означала целый мир. Боже, он рисковал утонуть в ее глазах.

Посерьезнев, он смотрел на нее и чувствовал, что в горле пересохло. Ему хотелось поцеловать ее. Должно быть, Алана прочла это желание в его глазах, потому что вдруг покраснела и отпрянула, порывистыми и суетливыми движениями сворачивая плащ.

– А как это можно сделать? – спросила она. – Я вот о чем: подложить клинья под стельки ее сапожек будет несложно. Но у бальных туфелек подошва тонкая, почти как ткань.

– Я… – На миг Иан утратил способность думать о чем-либо кроме Аланы. А она стояла рядом и ждала ответа – разумного ответа. – Спасибо, – наконец пробормотал он. – За то, что вы так добры к Фионе.

– О, это совсем не трудно, – заверила она и хотела уйти, но он удержал ее за руку.

– И все-таки… – начал он. От ее волос пахло мылом и ветром; медь, серебро и бронза дали цвет ее глазам. Иан шагнул к ней, услышал, как она тихо ахнула – от предвкушения или от испуга, а может, эти чувства смешались. Он коснулся ее мягких и прохладных губ и с трудом удержался, чтобы не продлить этот единственный целомудренный поцелуй. – Спасибо, – повторил он и заставил себя отпустить ее.

Она улыбнулась и посмотрела на него так, словно была уверена, что он способен свернуть горы. Одного краткого поцелуя оказалось недостаточно. Тихо чертыхнувшись, Иан снова притянул ее к себе и сжал в объятиях, намереваясь поцеловать так, как давно уже мечтал.

Но когда их губы уже почти соприкоснулись, послышались крики, топот, и два малыша пробежали между ними, догоняя кошку.

– Кошка-то здесь откуда? – возмутился Иан. Алана рассмеялась, отступила, и чары рассеялись.

Замок Гленлорн, за семь дней до Рождества

Алек Макнаб, граф Гленлорн и глава клана Макнабов, смотрел, как его жена укладывает подарки, предназначенные для жителей деревни.

Всякий раз, когда он наблюдал за Кэролайн, его дыхание становилось сбивчивым, а теперь ее рыжие волосы так маняще поблескивали при свете огня в камине, пока она обучала Мойру и ее помощниц, как надо готовить английские рождественские лакомства. Мойра считала, что ни один уважающий себя шотландец не оценит лимонные пироги и миндальное печенье, но на этот раз она ошиблась. Запах миндаля витал в кухне, Алек протянул руку и схватил с тарелки еще теплое печенье, а другой рукой обнял округлившуюся талию жены.

– Как думаешь, оно всем понравится? – с беспокойством спросила Кэролайн.

– Конечно, – кивнул он и наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Да, без твоих сестер Рождество здесь будет совсем другим, – продолжала Кэролайн. – Мойра рассказала мне о рождественских традициях Гленлорна. Печь черный кекс мне еще учиться и учиться… Мойра говорит, что с первой попытки он получился слишком английским. Как думаешь, что это значит?

– Чересчур много бренди, – объяснила Мойра, проходя мимо, чтобы взять еще печенья для следующей подарочной корзины.

Алек усмехнулся.

– Черного кекса я не пробовал с тех пор, как уехал в Англию.

– Вот и хорошо! Значит, ты даже не поймешь, что он не удался.

Мойра многозначительно взглянула на Алека, а тот рассмеялся.

– Забыть черный кекс Мойры просто невозможно!

– Вот как? – Кэролайн заметно приуныла.

– Не расстраивайся! Даже если ты раздашь в деревне вместо кексов и печенья черствые лепешки, тебе все равно будут рады все местные жители до единого. – Он приложил ладонь к ее животу. – Особенно теперь.

Она накрыла ладонью его руку.

– Я слышала столько историй о той ночи, когда родился ты, Алек, – о том, сколько звезд высыпало на небе, о проливном ливне, о жарком полуденном солнце…

– Мойра знает, как было на самом деле. Она видела это своими глазами.

– Тогда я спрошу у нее. А теперь помоги мне завернуть печенье, – попросила Кэролайн. – Я подумала, что нам стоит отослать одну корзину в Дандрум.

Алек посерьезнел.

– Алана и Сорча наверняка обрадуются.

– Хотела бы я увидеть их здесь!

Подошла Мойра с пучком сушеных трав и добавила их в миску, стоящую посреди стола.

– Таволга – чтобы Рождество было веселым… – приговаривала она и вдруг подняла голову и принюхалась.

– Миндаль? – предположил Алек, узнав запах, но Мойра покачала головой.

– Нет, гости, – сказала она. – Едут с вестями.

Кэролайн заулыбалась.

Мойра по-птичьи склонила голову набок.

– Не слишком хорошие, но и не плохие. Поживем – увидим. А я пока вскипячу воды для чая.

Замок Крейглит, за шесть дней до Рождества