Сначала молодецким ударом рукояти пистолета в челюсть он сбил с ног худощавого молодого парня с ранением в плечо, сам вздрогнув от случайного выстрела при этом, а потом под радостный крик: «Что, взяли нас, сволочи фашистские!» – пальнул в голову стоявшего за ним жилистого унтера, поддерживавшего раненную в ногу знакомую личность с засученными рукавами кителя и сеткой на каске. Оба рухнули на землю. Подпол добил упавших еще тремя выстрелами и, выставив ногу, обвел остальных торжествующим взглядом неподдельного английского колонизатора в пробковом шлеме, наконец застрелившего своего льва после трёх суток скитаний по саванне в компании тридцати слуг и пары сотен негров загонщиков, десяток из которых за это время более удачливые львы и всякие крокодилы успели скушать.

Напуганные немцы сжались. И я их понимал, поскольку красноармейцы приняли поступок командира на «ура» и кое-кто из них имел такой вид, словно хотел последовать его примеру. Не то что бы германцев мне было сильно жалко, но данные фрицы были нашими пленными, а не подполковника – к ним он никакого отношения не имел. И даже более того, не будь нас, вряд ли он имел возможность тут так торжествовать и показывать свою брутальность и крутизну за чужой счет. Как вырисовывалась ситуация, его талантов хватало максимум на то, чтобы сдохнуть на дне окопа, от них отстреливаясь. Да и, наконец, он мне просто не нравился, а это вольное обращение с чужими жизнями от подобного упоротыша окончательно переполнило чашу терпения. Непрофессионально, конечно, но лишние пять минут на урода я найду. Надоел.

– Бронегруппа, к бою! Прикройте меня, сейчас начнутся небольшие разборки.

Я дал короткую очередь вверх и спрыгнул с боевой машины.

– А ну-ка, цыц! Кто еще посмеет не то что пристрелить, даже ударить пленного без моей команды, будет расстрелян на месте. Всем понятно? Вас это в первую очередь касается, товарищ подполковник.

– Да как ты смеешь, щенок! Под трибунал захотел!

– Оружие на землю! – Мой автомат смотрел ему в живот. Размахивание столь непредсказуемой личностью пистолетом перед моим носом нравилось мне еще меньше немецкого артобстрела. Очередная перезагрузка после нечаянного выстрела в лицо точно была бы лишней. БМД Никишина за спиной рыкнула двигателем и, судя по звуку, отъехала назад.

– Остальные, оружие на предохранитель и к ноге! Быстро! Иначе открываем огонь! Считаю до трех! Раз!.. Два!

Счета «три» подполковник дожидаться не стал, швырнув ТТ мне под ноги. На этот раз случайного выстрела не последовало.

– А вот теперь можно и поговорить. Вы что там, рожа обнаглевшая, про трибунал толковали? Постановлений Верховного Совета об обращении с военнопленными не читали? Или считаете, что вам закон не писан? Уставные правила общения военнослужащих вы не воспринимаете, положения боевых уставов[46] для вас не писаны, взводный опорный пункт толком слепить не можете, чтобы самостоятельно от немецкого взвода отбиться – но суко находите гениальный способ, чтобы чужую засаду у реки демаскировать… Слушай ты, урод, – я ткнул подполковника стволом в грудь, – ты чем думал, когда на склон выперся, меня на обратных скатах высматривая? Тебе, ублюдку тупому, не объясняли еще в госпитале, что немцы за рекой и наблюдение за нашим берегом ведут? Не объясняли, что опорный пункт на высоте требуется скрытно оборудовать? Почему не выполнено?!

Подполковник скрипел зубами, сжимал кулаки от злобы и молчал. Обалдевшие красноармейцы стояли с изумленными лицами с оружием у ноги и, казалось, забыли как дышать. Немцы были в еще большем шоке и, казалось, хотели провалиться под землю или как минимум стать невидимками – их можно было понять, они в любом случае окажутся крайними. Боевые машины держали всю композицию под прицелом.

– Я задал вопрос и желаю получить на него ответ! Какими мотивами вы, товарищ подполковник, руководствовались, умышленно демаскируя мою засаду у моста и опорный пункт на данной высоте!

– Товарищ политрук, ко мне! – Напуганный политрук перешел ближе. – Вы тоже в этом участвовали, может быть, вы поясните свои мотивы и мотивы товарища подполковника?

На политрука было страшно смотреть со стороны.

– Да, я… товарищ подполковник…

– Поясняю вопрос. Какими мотивами вы с товарищем подполковником руководствовались, спустившись по склону и начав тешить свое неуместное любопытство в моем отношении на виду у противника, демаскировав тем самым мою засаду?! Отвечайте смелее, иначе это для вас может плохо кончиться. Я жду ответа от вас обоих, дорогие товарищи.

Первым, как и ожидалось, сломался политрук, предварительно нерешительно оглянувшись на подполковника:

– Товарищ подполковник сказал, что надо посмотреть, что там у этого секретного лейтенанта творится, может глупостей понаделать…

– Да неужели? И как понимаю, ползком выдвинуться вам было либо лень, либо не по чину? Правильно, товарищ подполковник?

Подполковник по-прежнему сжимал кулаки, поскрипывал зубами, с ненавистью меня рассматривая, и молчал. Экие мы гордые. Лучше бы ты был таким умным, как гордый. Подчиненные целее были бы.

– Ладно, не будем продолжать этот бесполезный разговор. Товарищ подполковник из выздоравливающих? Я так думаю, что окончательно он еще не поправился и самое ему время вернуться в свою пижаму. От командования я его отстраняю, вам понятно? На опорном пункте ему больше делать нечего, ответственность, товарищ политрук, ваша персональная. Вы, конечно, можете подчиниться не мне, а ему, но учтите: если товарищ подполковник вернется на данную высоту и продолжит топить свое безумное рыло в боевое управление, я расстреляю вас обоих. Не время и не место, чтобы допускать к командованию таких деятельных долб… идиотов. Ваша задача – продолжать удерживать высоту, обеспечивая заслон у реки от обхода справа. Сигналы те же. Подполковника и пленных я забираю, сдам его в госпиталь. Вы, соберите их оружие, в первую очередь пулеметы, и продолжайте укрепляться. Сейчас немцам пока не до атаки. Теперь, пленных связать и посадить на броню. Раненых перевязать. Выполняйте! Бего-о-о-м!

Красноармейцы забегали как наскипидаренные. Буквально в несколько минут все раненые с немецкой помощью были перевязаны, пленным связали руки их собственными ремнями и усадили на броню с уже торчащими из люков моими бойцами с автоматами наизготовку.

Атаки у реки я не боялся, немцы знают, что тут есть танки, а пехота на танки в атаки без очень жесткой необходимости не ходит. Да и как уже говорилось, они и доты тут подозревать вполне могут. Тогда тем более не пойдут.

Подполковника я уважил, хоть и посадив вместе с двумя ранеными бойцами среди отстранившихся пленных, но не став связывать ему руки. Как бы то ни было, каким бы он не был м…ком, но все же был таким, как я, офицером. Ведь кто знает, может быть, в будущем он переосмыслит свои поступки, за ум возьмется и к концу войны станет успешным комдивом, а то и комкором.