волны одного-единственного поля пшеницы, чем ты будешь бегать между пятнадцатью автопортретами. Кстати, ИИ мог бы легко распределять слоты в соответствии с предпочтениями каждого посетителя.

Во время визита больше всего меня поразило то, что все или почти все посетители делали фотографии. Не селфи, которые бы еще могли объясняться человеческим тщеславием, а просто фотографии. Посетители практически не смотрели на полотна – просто подходили, держа перед собой камеру с экраном, стараясь сделать как можно больше снимков. Понять это было трудно… В интернете можно найти десятки изображений «Автопортрета художника» в высоком разрешении, идеально освещенных и хорошо оформленных. Какой смысл заполнять свой семейный альбом автопортретами Ван Гога, которые будут размытыми, перекошенными, заслоненными руками других посетителей, их рюкзаками и шевелюрами? Кто вообще будет смотреть эти фото? Но главное здесь – это накапливать, архивировать. Оставить след. Я увидел эту картину, и эта истина должна быть зафиксирована в вечности облака.

Чтобы объяснить столь странное поведение, мне придется сделать экскурс в науку экстраординарного, а именно в теологию. Не был ли изобретен всеведущий Бог для того, чтобы служить свидетелем наших действий, зрителем наших скромных судеб? Конечно, Он нас судит. Но самое главное, Он нас видит. А потому наша жизнь не бессмысленна, ведь малейшее из наших прегрешений, каким бы легкомысленным оно ни было, записано в Книге мира. Где-то на Небе есть совершенная копия нашей жизни, хранимая как драгоценность в ожидании Страшного суда. Библия повторяет одно и то же на разные лады: «И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто перед очами Его: Ему дадим отчет» (Послание к Евреям 4:13); «Ибо пред очами Господа пути человека, и Он измеряет все стези его» (Притчи 5: 21); «Может ли человек скрыться в тайное место, где Я не видел бы его? – говорит Господь. Не наполняю ли Я небо и землю? – говорит Господь» (Иеремия 23:24) и т. д. Святой Августин хорошо понимал: ему нужно найти Бога в себе, Бога, который наблюдает не только за его действиями, но и за его чувствами, за самыми сокровенными помыслами. Не этим ли объясняется, почему религия так хорошо успокаивает нас? Не столько вечностью души, сколько записью самого нашего существования…

Но давайте вернемся к нашему секулярному миру, в котором Бог если и не исчез, то по крайней мере перестал быть повседневным собеседником. К страху конечности всего добавляется страх небытия. Мы уходим, и ничего не остается. Нет никакой копии или памяти. Время навсегда уничтожает то, чем мы были. Это сознание собственной тщетности способно открыть путь для аутентичного понимания существования и наслаждения им. Так Сартр, любитель онтологии и зимних видов спорта, интерпретирует лыжи в последней главе «Бытия и ничто»: мы скользим, а снег прикрывает наши следы, словно бы ничего не произошло. «Скольжение, – объясняет Сартр, – противоположно укоренению». Корень, прекрасно описанный Сартром в «Тошноте», должен пробиваться сквозь почву, разрывать ее, чтобы навеки в ней закрепиться, тогда как скольжение оставляет мир нетронутым. Это мечта человека без Бога: завоевать материю, не навязывая себя ей; обладать, но не ранить. «Когда, – делает вывод Сартр, – впрочем, мы скатываемся со склона, у нас возникает иллюзия, что мы не оставляем следа; мы требуем от снега поведения как от воды, которой он тайно является»[145]. Жить и исчезать, жить исчезая, как простое сознание, наложенное на мир. Первый страх, вызванный рассеянием, может превратиться в чистую радость исчезновения. Если, оборачиваясь, мы не можем разглядеть собственных следов, дело именно в том, что можно идти куда заблагорассудится. Наше сознание, углубляясь в ничто, которым мы являемся и которым в каждый момент становимся заново, сталкивает нас с нашей ответственностью. Можно выбрать самообман – корень. А можно принять свободу, то есть скольжение.

Посетители музея Ван Гога выбрали корень. Производить данные, как можно больше данных, – значит пытаться оставить след, отказываясь от абсурда существования, предоставленного самому себе. Поскольку Бог больше не смотрит на меня, я заменю его самим собой, создавая виртуальную копию собственной жизни, загружая ее в облако и распространяя по социальным сетям. Я больше никогда не взгляну на фотографию «Автопортрета художника», но тот факт, что я видел эту картину, останется навсегда (или по крайней мере пока хватит энергии для поддержания работы серверов). Машина воспроизводит божественное всезнание. Эта безумная попытка отрицать нашу мимолетность может приобрести болезненный оттенок. Так, движение Quantified Self («Количественное самоизмерение») ставит себе задачу измерять и сохранять все бытие человека в целом, начиная с его артериального давления и заканчивая воспоминаниями об отпуске[146]. ИИ впоследствии сможет обработать все эти данные, чтобы восстановить личность целиком. Если говорить на языке Библии: «И нет твари, сокровенной от ИИ, но все обнажено и открыто перед очами ИИ: Ему дадим отчет».

Мы перестали хранить свои секреты не от хорошей жизни. Стремление к прозрачности – это решение, выбираемое за неимением лучшего, когда мы отказались от надежды на трансцендентное и в то же время не можем согласиться с тем, что уходим из этого мира, не оставив никакого следа. Бог умер, да здравствует ИИ?

5

Геополитика ИИ

Почему Китай завоюет мир

Каждая страна и культура подходит к ИИ на свой манер, в соответствии c тем, как она понимает индивида и общество. Китай подхватил ИИ с особым энтузиазмом и теперь на базе этой технологии строит альтернативу западной модели развития. Размах китайского проекта стал мне ясен, когда солнечным днем я сидел в кафе на Юнион-сквер посреди типичного для Сан-Франциско коловращения бездомных, туристов и стартаперов. Я разговаривал по телефону с Мартином Чорземпой, который написал для исследовательского института Петерсона подробный доклад о «социальном кредите». Эта система персонального рейтинга, введенная китайскими властями, в западной прессе описывается в категориях мрачных фантазий Оруэлла. Что это такое – простой инструмент, облегчающий доступ к банковскому кредиту, как он первоначально и был задуман, или же каталог всего населения страны, в котором алгоритмы приписывают каждому гражданину определенный рейтинг в зависимости от его социального поведения и назначают соответствующее вознаграждение? Научная статья, одним из соавторов которой выступил Мартин Чорземпа, отличилась взвешенным и точным анализом[147]. Прежде чем отправиться в Китай, я хотел разобраться в этой ситуации.

По словам Мартина и его соавторов, цель этого кредита, появившегося в 2014 году, первоначально состояла в усовершенствовании социально-экономического развития за счет оценки доверия граждан друг к другу. Банковский кредит – не более чем один из аспектов системы, призванной также предупреждать уклонение от налогов и повышать прозрачность управления. Задача была в том, чтобы разработать высокотехнологичную систему управления, в которой каждый получал бы признание по его истинной ценности. Мартин допускал, что