Бог принимает меня любезно, однако после разговора любезность эта показалась мне не лишенной сострадания, словно бы он старался не ранить чувства представителя далекого и едва ли не дикого народа[151]. Недавно он опубликовал книгу, экземпляр которой тут же мне вручил: «Сверхдержавы искусственного интеллекта». Его сложно сбить с наезженной риторической колеи. Скрижали ИИ неумолимы. ИИ позволит китайскому народу лучше лечиться, учиться, передвигаться и просвещаться. А сам этот народ будет рад поделиться всеми своими данными, природным ресурсом цифровой экономики: частной жизнью здесь практически никто не обеспокоен, поскольку намного важнее культура общего блага, восходящая еще к Конфуцию. Никто не возмутится видеокамерам в школьных классах, если они помогут усовершенствовать техники обучения, раскрыв корреляции между поведением учеников, успеваемостью и методами преподавателя… Если у западного человека или тем более европейца обязательно возникнут сомнения и недоверие, китаец безоговорочно разделяет цели прогресса. Я чувствую, как Бог постепенно распаляется. Ключ к китайскому развитию заключается, конечно, в гибком доступе к данным, а также в способности к стратегическому планированию, которой обладает правительство. Но главное – это вопрос менталитета. Типичный американский предприниматель вырос в буржуазной семье, например тот же Марк Цукерберг, родители которого были врачами. Он играет, развлекается. Он в лучшем случае наивно, а в худшем – лицемерно мечтает «изменить мир». И наоборот, китайский предприниматель – часто выходец из народной среды, то есть его родители все еще помнят о крайней нужде. Лучший пример – Джек Ма, основатель компании Alibaba, который учил английский, работая гидом. Теперь он пашет без передышки, и цель у него одна – прибыль. Это я сразу понял в Westwall, уже упоминавшемся шанхайском стартапе, где мои собеседники вежливо подшучивали над «французами, которые любят жизнь». В Китае можно легко назначать встречи на выходных: работать никто не прекращает. Джек Ма подытожил свой жизненный идеал тремя цифрами: 996. Работать с девяти часов утра до девяти часов вечера шесть дней в неделю. Этот зов прибыли и в самом деле быстро меняет мир – ну или хотя бы Китай. Китайские стартапы, отличающиеся меньшим идеализмом, в то же время более эффективны. «Люди здесь голодны», – утверждает Бог, глядя мне прямо в глаза. В США и тем более в Европе этого голода нет.

Чтобы проиллюстрировать конкурентное преимущество Китая, Бог подчеркивает все большее значение «сенсорного ИИ»: он превратит всех нас, простых смертных, не способных программировать, в маленьких всемогущих божков – это демократизация божественного. Подключенные к сети объекты постепенно сотрут границы между виртуальным универсумом и физическим миром, создав новую конфигурацию, которую Кай-Фу Ли окрестил OMO (online-merge-offline, «онлайн сливается с офлайном»). Уже сейчас сеть ресторанов быстрого питания KFC вместе с компанией Alibaba внедрила в Китае систему платежей на основе распознавания лиц: достаточно посмотреть в камеру, и с тебя тут же спишут деньги. Кай-Фу Ли мечтает о будущем супермаркете, в котором клиент будет сразу же идентифицирован и где ему будут предлагать товары в зависимости от его пищевых привычек, состояния его холодильника и планов на неделю. Западного человека эта перспектива может ужасать, что признаёт и сам Кай-Фу Ли, однако китайца она воодушевляет. Кроме того, промышленные мощности Китая обеспечивают массовое производство предметов, подключаемых к сети. Лидер индустрии, Xiaomi, подключает к сети весь ваш дом, начиная с очистителей воды и заканчивая лампочками и зубными щетками. Китай ежегодно производит намного больше объектов, подключаемых к сети, чем Америка; основной регион их производства – Шеньчжень. В будущем они не будут ограничиваться бытом: Кай-Фу представляет, как будут работать виртуальные преподаватели, настроенные на уровень каждого ученика и способные выявлять его степень внимания благодаря системе распознавания лиц. Сочетание культуры, которая не слишком озабочена частной жизнью, и динамичного производства наделяет китайскую модель определенной структурной силой.

К Богу надо относиться всерьез. Как бы ни оценивать политическую и экономическую систему Китая, радует то, что здесь можно встретить откровенных собеседников с четкими мотивами: после недель риторических блужданий в США настоящей отрадой для меня стали разговоры, которые, хотя иногда и пугали, всегда были честными, свободными от любых табу. Китайские предприниматели, которым незнакомо лицемерие Кремниевой долины, затуманивающее любую попытку понимания пустыми лозунгами, не скрывают своих целей. Не парадокс ли, что надо было отправиться в тоталитарное государство, чтобы получить возможность поговорить свободно, без свинцовых оков политической корректности? Преодолев Тихий океан, внезапно ощущаешь, что попал туда, где история действительно движется вперед. Здесь нет такой инновации, которая считалась бы слишком смелой, и мечты, которая была бы слишком безумной. Предчувствие всего этого у меня возникло еще до отъезда, когда в Париже, в Политехнической школе, я встретился с одной китайской исследовательницей, спокойно объяснившей мне, как воспроизвести всю совокупность наших нынешних ощущений, чтобы в будущем передать их нашим клонам. То, что нас возмущает, их воодушевляет. Впрочем, оптимизм заразителен. Мои соотечественники, которых я встретил в Шанхае или Пекине, часто становятся адептами китайской модели. Они теряют веру в нашу упадническую демократию, построенную на бесконечных разглагольствованиях и избыточной осторожности. Один из них с гордостью описывал мне, как его восьмилетняя дочь, играя в лего, установила в своем пластиковом кукольном домике камеры видеонаблюдения, чтобы распознавать курьеров. Добро пожаловать в будущее!

Китай нашел средства, позволяющие ему добиться своих целей. Согласно плану академических исследований в сфере ИИ, он готовится «догнать и перегнать». Майк Вулдридж, директор факультета компьютерных наук в Оксфорде, показал мне программу одной будущей конференции: более половины участников – с азиатскими именами. «Пятнадцать лет назад их практически не было», – констатировал профессор, убежденный в том, что Китай вот-вот станет господствующей в сфере ИИ силой. Многие китайские исследователи какое-то время работают в США, но, в отличие от своих европейских коллег, обычно возвращаются на родину, по примеру Кай-Фу Ли, который вернулся, чтобы управлять китайским подразделением Microsoft, а потом занялся самостоятельным бизнесом. Кроме того, многие студенты проводят стажировки, не покидая родины. Один из наиболее престижных исследовательских центров – Университет Цинхуа, расположенный на северо-востоке Пекина. Именно там я встретил профессора Юн Чжу, типичного представителя нового поколения китайских специалистов по информатике: он получил диплом в Цинхуа, потом несколько лет провел в аспирантуре в Университете Карнеги – Меллона и в Стэнфорде, а потом вернулся преподавать в своей альма-матер. Юн Чжу принимает меня субботним утром в своем кабинете и усаживает перед огромной доской, покрытой уравнениями. Единственное отличие от будней – в том, что он надел мягкие туфли… Юн Чжу постоянно общается с коллегами со всего света, особенно из США, и совершенно не ощущает того, что возвращение в Китай как-то его унижает. Напротив: в Цинхуа недавно создали Институт ИИ, который щедро финансируется правительством и частным сектором. Там будут работать