– Простите, какую лигу?

– Спортивную. Вот уж не представлял, что «Сант-Барт»…

– Один из наших? – хихикнул молодой человек. – Большинство людей считают, что все католические школы одинаковы, но это не так. – Вернувшись к картотеке, он продолжил: – Мариланд (так он произнес Мэриленд) – это ведь около Вашингтона?

– Да, – ответил Ласситер. – По соседству.

– Там у нас реколлекционный дом. Кроме того, мы работаем в каком-то месте, именуемом Анакостия.

– Это же часть Вашингтона!

– Вот видите? Я дам вам список.

– Замечательно.

– Вообще-то у меня имеется подборка информационных материалов. И если вы желаете…

– Превосходно. Просто сказочно. А как насчет отца делла Торре?

Молодой человек одарил Ласситера широкой улыбкой:

– Вы не возражаете, если я подготовлю для вас печатный материал и переговорю с его секретарем? Не могли бы вы пока присесть?

Пока молодой человек отсутствовал, Ласситер изучал карту. В центре ее находился Неаполь, обозначенный эмблемой «Умбра Домини». От эмблемы расходились лучи в разные части мира – туда, где организация имела свои филиалы. «Умбра» выстроила аванпосты в Чили, Словении, Канаде. По меньшей мере в двадцати странах на всех континентах.

На обратной стороне карты имелся график, указывающий число членов организации. Едва Ласситер успел приступить к изучению цифр, вернулся молодой человек. В его руках была папка листовок, украшенных золотыми и пурпурными эмблемами.

– Здесь вы найдете массу интереснейшей информации, – сказал Данте, – включая статью из «Нью-Йорк таймс» и католическую брошюру «Изменяющиеся времена». Возможно, это случайно прошло мимо вашего внимания.

– Чудесно! – восхитился Ласситер.

– Что же касается отца делла Торре… – произнес Данте, лучась улыбкой и бросая взгляд на фальшивую карточку Ласситера, – …то вам, мистер Делани, очень повезло.

– Мистер Делани – мой отец. Меня обычно все называют Джеком.

Данте улыбнулся и продолжил:

– В девять состоится прием в честь новых членов ордена, а в десять – рукоположение, так что у отца делла Торре будет окно в… сейчас посмотрим… примерно в одиннадцать тридцать.

– Я вам весьма признателен.

– Он интересуется, приведете ли вы с собой фотографа?

– Нет. Я не…

– Впрочем, это не имеет значения. В наборе информационных материалов вы найдете массу его цветных фото, – закончил Данте и, отбросив со лба шевелюру, протянул для прощания руку.

Ласситер почувствовал угрызения совести. Молодой человек был к нему так внимателен. Кроме того, Ласситера несколько беспокоила легкость, с которой проходила операция.

– Простите, в какое время? – переспросил он, доставая блокнот с таким видом, словно у него имелась масса иных обязательств.

– Утром в одиннадцать тридцать. И не здесь. Отец делла Торре будет в церкви, в своем офисе. А теперь позвольте мне набросать вам небольшую схему, как найти церковь.

Возвращаясь в отель, Ласситер вдруг почувствовал такую усталость, что готов был уснуть. Он бы так и сделал, будь такси оборудовано мягкими подвесками. Но поскольку ни о чем подобном здешние водители даже не слышали, ему оставалось только сидеть на заднем сиденье, вцепившись руками в кожаную петлю над дверью, пока машина, трясясь и подскакивая, неслась мимо Театро Сан-Карло в сторону порта. Одной из причин усталости была необходимость лгать, выдавая себя за другого. Ложь всегда изматывала. Но больше всего Джо выбивала из колеи мысль, что невозможно находиться сразу в двух местах. Убийца Кэти остался в Америке, в то время как все ответы на загадку приходилось искать здесь, в Европе. Они были погребены в средневековой трясине политики «Умбра Домини» и в прошлом Гримальди.

У Ласситера начало зарождаться смутное подозрение, что вовсе не Кэти была целью Гримальди. Истинной целью являлся Брэндон. Кэти погибла, сражаясь за жизнь своего ребенка, а сам Брэндон был убит. Его горло почти ритуально разрезали от уха до уха, а после того как Гримальди учинил поджог, именно тело Брэндона извлекли из могилы и кремировали вторично. Итак, Брэндон. А не Кэти.

И сделал это не Гримальди, который в то время лежал в больнице. Кто-то другой не пожалел сил, чтобы эксгумировать трупик ребенка и сжечь его дотла. Следовательно, Гримальди – лишь часть более широкого заговора. И это практически сводит на нет теорию Риордана о том, что Гримальди… (Как он тогда сказал? Чокнутый, кажется…) Иными словами, человек, в поступках которого глупо искать логику. Ее там просто нет. Но насколько Ласситер знал, сумасшедшие в заговор не вступают. Они действуют. И действуют в одиночку.

От подобных мыслей у него разболелась голова. Если рассматривать убийство в свете теории заговора, то оно становится еще более необъяснимым и труднораскрываемым. И какое отношение к преступлению имеет «Умбра Домини»? Сомнений нет – именно «Умбра» платила Гримальди.

Окна его номера в маленьком отеле выходили на порт Санта-Лючия. Стоя на балконе с телефонным аппаратом в одной руке и с трубкой в другой, Ласситер позвонил Бепи узнать, могут ли они вместе поужинать завтра вечером. Ожидая ответа и слушая гудки, Ласситер смотрел, как солнце заходит в Средиземное море. Подобно погружающейся в ванну женщине, оно медленно коснулось поверхности воды и начало неторопливо исчезать в глубине.

В Риме никто не отвечал. Ласситер набрал номер пейджера Бепи и указал телефон отеля, чтобы итальянец мог позвонить ему сам, как только получит сигнал. Все. На сегодня никаких дел больше не осталось. Вдруг Джо вспомнил о папке с информационными материалами.

Собрание листовок представляло «Умбра Домини» милейшей и добросердечнейшей организацией – своего рода клубом для тех, кто ищет душевного покоя. В папке нашелся список дочерних обществ, включая и благотворительные. Среди последних Ласситер сразу увидел «Salve Caelo». Все противоречивые вопросы сводились на нет, а об экстремистских взглядах «Умбра» не упоминалось вообще.

Основное внимание в материалах уделялось добрым делам организации и постоянному росту количества ее членов. В папке лежали многочисленные фотографии большеглазых детишек, сидящих за партами или играющих около приходских школ, существующих на средства «Умбра Домини», снимки молодых людей, собирающих мусор в парках, опекающих престарелых или помогающих служить мессу, фото реставрированных церковных зданий, изображения миссионеров в африканских дебрях и, наконец, фотография счастливых мусульман, с радостными улыбками работающих в огороде «лагеря беженцев» в Боснии. Лагерь, естественно, принадлежал организации Эглоффа.

Стоящего за этими добрыми делами человека представляли несколько глянцевых цветных фотографий размером восемь на десять дюймов. «Если портреты точно передают образ, – подумал Ласситер, – то Сильвио делла Торре следует сниматься в кино». Священник был обладателем столь обожаемого женщинами всех возрастов мальчишеского лица с высокими скулами, выразительнейших глаз потрясающего голубого цвета, сардонической улыбки и иссиня-черной вьющейся шевелюры.