Зато ром, который продавался из-под полы по 30–35 руб. ассигнациями за бутылку (хотя в компанейских магазинах он в ограниченном количестве отпускался местным начальникам по 3руб. 15 коп.), «превратился в колониях в своего рода монету, которая ценится гораздо более компанейских марок, и всякий из жителей старается иметь поболее этого напитка в запасе, потому что он составляет единственное средство вернее найти работников и дешевле приобресть вещь».

Никаких бюджетных обследований русского населения в колониях не проводилось, но по тем сведениям о ценах на продовольственные товары и одежду, которые приводятся в докладе Комитета об устройстве русских американских колоний, можно составить себе примерное представление о бюджете компанейского рабочего в Ново-Архангельске.

По самым скромным подсчетам, только на главные статьи питания у русского поселенца уходило в год 268 руб. 44 коп. ассигнациями, или 97 руб. 60 коп. серебром. Между тем годовое жалованье мастеровых людей не превышало 300–350 руб. ассигнациями в год. Следовательно, на питание уходило не менее 75 процентов заработка. А ведь по свидетельству Костливцева, дороже всего обходилась одежда.

Правда, люди, работавшие в компанейских мастерских, питались из общего котла, но оплачивать продукты они должны были, исходя из раскладки на душу.

Цены на продовольствие были непомерно высокие. Компания продавала хлеб (муку) себе в убыток (по цене 5 рублей ассигнациями за пуд, теряя на каждом пуде 70 коп.), но потери полностью компенсировала наценками на прочие товары. Так, чай, который компания в Шанхае приобретала по цене 1 руб. 40 коп. ассигнациями за фунт, продавался в Ново-Архангельске по 5–7руб. Ром компания приобретала по цене 15 руб. за ведро, а продавала его в ассигнациях по цене 50 руб. На продовольствие, закупаемое в Гамбурге, наценка составляла 77 процентов.

О пище русских поселенцев на Кадьяке Головнин, посетивший этот остров летом 1817 г., писал, что, хотя здесь не удалось вырастить пшеницу, а капуста вилков не дает, но «родится в изобилии картофель, репа, редька, хрен». Он же отметил, что на Кадьяке удалось развести «до 500 голов рогатого скота, более 100 баранов, столько же свиней и несколько коз. Мясо их самое вкусное и жирное, кроме свиного, которое имеет отвратительный запах по той причине, что сих животных кормят здесь рыбою».

Головнин писал, что «местоположение и тучность пастбищ позволяют иметь всякое количество скота, если бы трудность не предстояла в заготовлении для него корму на зиму, ибо жителей здесь мало, а зимы бывают продолжительны».

В рацион русских жителей Кадьяка входили грибы и ягоды (клюква, брусника, морошка, голубика, шикша и малина), хотя, как отмечает Головнин, из-за частых дождей ягоды были на вкус водянисты.

Немалым подспорьем для поселенцев была дичь и медвежье мясо. Медведей, по свидетельству Головнина, кадьякские промысловики «бивают многие тысячи, но они не переводятся». Главным же видом пищи была рыба (чавыча, горбуша, семга, треска, палтус, камбала). Красной рыбы было столько, что ею кормили собак.

Хлебников, описывая состояние Павловской гавани на Кадьяке во второй половине 20-х годов XIX в., отмечал, что «при гавани разведены огороды у частных лиц, свиньи и куры. От Компании заготовляется сено для скота…». По его словам, жители Павловской гавани рыбу сами не заготовляли, а скупали ее у «вольных алеутов».

Судя по всему, небольшая русская колония на Кадьяке жила в относительном довольстве, хотя перебои в снабжении хлебом, несомненно, отражались на русских поселенцах и этого острова.

Примерно в таком же положении, как и русские жители Кадьяка, находились русские поселенцы на Уналашке. Вениаминов писал, что у русских жителей были огороды и компанейские служащие разводили свиней, кур и уток. На огородах картофель и репа давали урожаи сам-шесть, а порой и сам-восемь, причем в почву вносилось много навоза. Русские промысловики на различных островах Алеутского архипелага, по словам Вениаминова, питались так же, как алеуты, главным образом рыбой, летом свежей, зимой сушеной и вяленой, и мясом тюленей, сивучей и других морских животных. Хлеб с перебоями завозился на Уналашку, так же как сахар, чай и ром.

На островах Прибылова русские люди, по словам Хлебникова, также как и алеуты, питались мясом морских котов и сивучей, преимущественно молодых, рыбой и кореньями, которые заготавливались на зиму. Очевидно, хлеб и крупа были предметами роскоши. Хлебников писал, что горох и крупу алеутам выдавали только по праздникам. Любопытно, что на островах Прибылова совершенно не было красной рыбы и в пищу шел главным образом палтус. Ели также крабов, которых Хлебников называет «круглыми раками или морскими пауками».

В дальних редутах, куда трудно было завозить хлеб из Ново-Архангельска, немногочисленные русские поселенцы питались рыбой и дичью. Загоскин, описывая редут Св. Михаила в заливе Нортон, отмечал, что «по причине тундристой почвы хлебопашество на острове св. Михаила и по прибрежью заводить невозможно; но на острове без тягости можно запасать сена на 40 или 50 штук рогатого скота… Опыты в посеве огородных овощей, именно капусты, редьки и репы удавались хороши». Однако основным видом пищи была здесь рыба (горбуша, хайка, кижуч, реже чавыча), которую выменивали у эскимосов.

Как отмечал капитан Келлет, посетивший Михайловский редут в конце 40-х годов XIX в., туда завозилось некоторое количество хлеба с Ситхи.

Относительно селения Росс Головнин в 1817 г. писал: «Земля производит здесь в изобилии многие растения; теперь у г-на Кускова в огородах родится капуста, салат, редька, морковь, репа, свекла, лук, картофель; даже созревают на открытом воздухе арбузы, дыни и виноград, который он недавно развел. Огородная зелень весьма приятного вкуса и достигает иногда чрезвычайной величины, например, одна редька весила 1 пуд 13 фунтов… Особенно плодлив картофель; в Россе обыкновенный приплод от одного яблока сто, а в порте графа Румянцева [залив Бодега] — от одного же яблока родится 180 и 200, и притом садят его два раза в год… Г-н Кусков для опыта завел у себя маленькое земледелие, но по неимению достаточного числа работников и нужных орудий, а может быть, по неопытности, урожай не соответствовал ожиданиям, ибо в нынешнем году пшеница родилась у него только вчетверо против посева, а ячмень впятеро». Далее Головнин отмечал, что условия для разведения скота и птицы великолепные и что у Кускова уже имелось 80 голов рогатого скота, до 200 овец и более 50 свиней.

Как отмечал Тихменев, «с занятием несколько большего пространства для возделывания полей, и при более старательном их обрабатывании, земледелие в Россе улучшилось, но не в такой мере, чтобы было признано удовлетворительным. Урожай пшеницы был в 1818–1821 гг. сам-три — сам-четыре, и в лучший 1822 г., при урожае сам-шесть собрано было всего лишь 235 пудов 33 фунта». Если учесть, что в 1822 г. для продовольствия колоний вывезено было из Калифорнии 30488 пудов пшеницы, то доля селения Росс в снабжении Русской Америки хлебом представится совершенно незначительной.

Данные, приводимые Е.Л. Черных об урожайности основных сельскохозяйственных культур в испанских миссиях в Калифорнии, свидетельствуют, что там урожай был порой значительно выше, чем на фермах («ранчо») селения Росс.[59]