Жан-Пьер замолчал и лег на нары, закрыв глаза. Похоже, усталость взяла-таки над ним верх. Я было подумал, что он уснул, поскольку дыхание его стало глубоким и ровным, но только снова придвинулся к бумагам, как он опять заговорил, глядя уже не на меня, а в потолок:

– Но знаете, Эрик (я даже поначалу и не заметил, как он стал называть меня по имени – слишком много мыслей роилось в моей голове), Господа я не предавал. Во мне просто угасла Вера, и тот Бог, которого я представлял себе раньше – добрый, честный, справедливый, – умер вместе с ней. Нет, конечно, я не отрицаю существования высших сил. Они есть – это безусловно. Но не нам судить о них, уж коли считать, что они нас создали. Каким бы обширным ни было наше представление об этих материях, все равно оно останется лишь домыслами и фантазиями. Есть, правда, надежда, что смерть разрешит все вопросы, однако мертвые не говорят, и их бесполезно спрашивать о загробном мире. А история умалчивает, рассказал ли Лазарь Христу о виденном им за те четыре дня, пока он был умершим. Вполне вероятно, что нечего было рассказывать, когда возвращаешься из пустоты. Но самое глупое, Эрик, я считаю умолять и спрашивать о чем-то сами высшие силы. Они не понимают нас, как мы не понимаем насекомых. Они глядят на человечество примерно так же, как мы глядим на муравьев. Захотим – раздавим, а захотим – поможем выбраться из ручья, но доходили до вас молитвы хотя бы одного муравья? Вот так и с высшими силами. Коли соизволят, то вмешиваются с каким-то своим высшим расчетом, ну а коли нет, то бесполезно расшибать лоб в молитвах. Наверное, этим и можно объяснить их чудовищную порой несправедливость. И весь пресловутый Высший Суд похож скорее не на суд, а на ту запрещенную игру, как бишь ее?..

– Рулетку? – подсказал я.

– Ага, на рулетку! А разве это суд? Это игра. И фишки в ней мы! Фишки, а не слуги и рабы! Они-то по крайней мере понимают своих хозяев, а мы только фантазируем, что наши создатели имели в виду под тем или иным своим намеком. Да и какие они вообще создатели? Так, более совершенный вид жизни во Вселенной. А до настоящего Создателя, боюсь, совсем не докричишься, если до этих «творцов» такая пропасть...

– То есть вы утверждаете, – я догадывался, к чему он клонит, и захотел побыстрее это услышать, – что Пророк...

– Да, Эрик, – не дал мне доформулировать вопрос Жан-Пьер, – Пророк не является Гласом Господним. Все то, что он вещает, лишь плод его богатого воображения. И те, кто когда-либо говорил от имени Бога или видел нечто необъяснимое, приписанное потом ему, тоже великие фантазеры. Так уж мы устроены, Эрик. Фантазии – второй мир человека, более благородный и более привлекательный, чем тот, где обречен он жить. И миры эти неразрывно связаны между собой через наш мозг...

У меня внутри все похолодело: застукай нас за этой беседой Аврелий или Бернард, и Эрик Хенриксон тут же займет очередь к Трону сразу за Эркюлем, как тот, чьи мозги нуждаются в срочной дезинфекции. Я опасливо взглянул на дверь – не подслушивает ли кто? Но все было тихо и безмятежно.

Искать требовалось в другом месте. Слушая Проклятого, я и не обращал внимания на соседние нары, где только притворялся спящим его близкий друг Лаврентий...

– ...Но самая наивысшая и действенная форма фантазии – религия. Вкупе с животным страхом человека перед наказанием свыше религия является грозной силой удержания в повиновении огромной массы людей. И кто способен обуздать ее, тот и пребывал испокон веков у вершин власти. Наш первый Пророк Витторио был умнейший человек. Он додумался, как включить этот сложный механизм, который и по сию пору функционирует довольно исправно...

– А вы предлагаете сломать его и заменить на новый?

– Вы знаете, как бы ни парадоксально это от меня звучало, но – нет! Ведь наступят времена похлеще Века Хаоса и первых лет Отступничества. Будет такая резня, какой еще не видывали после Каменного Дождя. Мы еще не сталкивались с так называемой «гражданской войной», но Древним она была знакома очень хорошо.

– А Новая Прага?

– Новая Прага на ее фоне будет казаться безобидной кабацкой дракой. Вы представьте: люди начнут убивать знакомых, друзей, соседей, даже родственников только за то, что у тех представление о Светлом Будущем расходится с их собственным. Это реально, Эрик, и это внушает страх... А теперь у нас более-менее стабильный порядок, войн нет, народ в массе своей трудится и не голодает. Да, есть, конечно, перекосы, и притом довольно жуткие – ведь ни русские, ни скандинавы людей за их убеждения не сжигают! – но так ведь и в Раю, как известно, водятся змеи, куда же без них? Да и кто скажет, а будет ли новая система лучше старой? Никто. Вот пусть так и остается.

– Но наша система растоптала вашу жизнь! Разве вы не держите на нее зла?

– Эх, Эрик, Эрик... Я лишь обыкновенный человек и кому еще интересны мои обиды, как не мне же самому? Вам они нужны? Нет. Даже детям моим они навряд ли покажутся достойными внимания. А вы неправильно выразились: не система растоптала меня, а я не смог ужиться с ней. Это моя личная трагедия и переживать ее в первую очередь опять же мне.

– Но тем не менее эта ваша трагедия наплодила множество трагедий для других людей!

Проклятый Иуда оторвал голову от подушки и, взглянув в мои глаза мягко и умиротворенно, произнес:

– Да, Эрик! И вот теперь я рассчитываюсь за это в полной мере, согласны?

И, закрыв глаза, уронил голову обратно.

Совсем истратив остаток сил, Жан-Пьер впал в состояние полудремы. Я же сидел и размышлял над тем, что он сказал. Можно было спорить с ним до самого утра, если бы не его изнеможение. Вот только навряд ли спор этот обнаружил какую-либо истину – о точном местонахождении сей неуловимой особы ведал лишь магистр Аврелий, ищущий ее при помощи своих рабочих инструментов.

– Скажите, Эрик, – Жан-Пьер говорил глухо и невнятно. – Второй раз будет то же самое, или меня ждет нечто иное?

– По правилам инквизиционного дознания, – ответил я, – нельзя, чтобы грешник привыкал к боли. Пытки должны сменяться как можно чаще. Наверное, утром к вам применят прижигание или пытку водой.

– Только бы не сойти с ума, – Жан-Пьер уже перестал обращать на меня внимание, бормоча, похоже, лишь для одного себя. – Хотя сумасшедшему было бы легче... Как я хочу, чтобы подольше не наступало завтра...

Я машинально взглянул на свой хронометр – уже целый час, как это «завтра» перешло в «сегодня»...

«...Вы не забудете сделанного мною добра, хотя, разумеется, и зла не забудете. Я отхожу в сторону, видите, и оставляю вас наедине с Джимом. Это тоже вы зачтете мне в заслугу, не правда ли?»

Р. Л. Стивенсон. «Остров Сокровищ»

– Вставай, викинг! – Рука Михаила трясла мое плечо, словно игривый щенок тапочку своего хозяина. – Должен довести до вашей взводности приказ нашего нового командира.

– Сколько времени? – Я нехотя открыл глаза и зашарил в поисках хронометра.