Но однажды пришла беда. Хлипкая книжная полка, на которой в определенном порядке много лет возлежали мои мальчишеские сокровища, обрушилась, камни полетели на пол – и перепутались. Перепутались и бумажки с подписями.

За давностью лет я уже не помнил, какой камень как выглядит и вот их нет – вернее, они есть, но безымянные. Стоит ли из-за этого печалиться? Не знаю…

Утешает хотя бы то, что бутылка из Сахары во время этого катаклизма уцелела.

Сохранилась, конечно, и громадная темная гималайская шишка, свидетельница моей таинственной встречи с таинственным камнем.

Вернемся к тому памятному путешествию и к моим попыткам увидеть Гималаи. Позади неудачи в Дарджилинге, Манали, Нагаре; впереди – Шимла (Симла – в моем возрасте так привычнее; я был уверен, что смена когда-то употреблявшегося имени Симла на шипящую Шимла произведена кем-то, плохо знающим английскую транскрипцию; так в современный русский язык вошло слово «шуши», хотя по-японски это однозначно суси, просто взяли буквосочетание sh как обычное английское ш – почему, интересно, никто не говорит Мицубиши?[2] А ведь там тот же самый звук. Но Шимла, как я вот сейчас выяснил, исторически происходит от имени Шьямала, покровительница этих мест, локальное проявление Кали. Так что придется и мне на старости лет писать Шимла, вместо привычного Симла).

Шимла – это место, в котором я был только однажды, и куда мне очень хочется вернуться, хотя там со мной произошли две неприятности. Первая – то ли из-за высоты над уровнем моря (более 2200 м), то ли из-за усталости непрерывных переездов, я реально, как теперь говорят, умирал там в номере гостиницы от удушья. Как вы догадываетесь, этот акт не был доведен до летального конца, хотя не помню уже, какими средствами. Скажу о другом – не хотелось бы никого вводить в искушение, но я никогда не думал, что умирать от удушья такое приятное занятие; всегда казалось, что это, по крайней мере со стороны, совершенно отвратительно, но в действительности состояние это соседствовало с блаженством – просто в полной эйфории останавливалось дыхание.

Помнится, меня отвлекли разгуливающие на балконе дома напротив многочисленные макаки и я постепенно задышал бодрее.

Вторая неприятность как раз была связана с обезьянами, но об этом позднее.

Рассказывать о Шимле – одно удовольствие. В принципе о ней можно написать увлекательнейшую книгу. Городишко, когда-то знаменитый только тем, что здесь, на этом месте, отдыхал перетрудившийся Хануман, обезьяний военачальник, после того как собрал лекарственные травы для Лакшмана, раненого брата Рамы, в недавнее время около ста лет исполнял обязанности летней столицы, откуда шло управление всей «Жемчужиной Британской короны». Судьба его весьма своеобычна и эти особенности не исчезли и по сей день.

Фактически в начале XIX века здесь было пустое место. Волею случая оно заинтересовало английских офицеров и те разместили здесь палатки для раненых солдат и инвалидов. В 1822 году капитаном Чарльзом Кеннеди был выстроен первый постоянный дом. Кеннеди первый сообразил, что в Шимле дышится куда легче, чем в остальной Индии, особенно в жаркий период (с марта по октябрь). Друзья, навещавшие его в этой, как они говорили, пустыне, полюбили климат – уже приходилось, по-моему, говорить, что наивысшая ценность в Индии прохлада, – полюбили и великолепный вид на снежные пики Гималаев, и через несколько лет быстренько понастроили более 60 зданий для себя (письмо французского натуралиста г-на Жакмона домой г-же де Треси от 21 июня 1830 г. из Шимлы) и завели типично европейские порядки – хорошие дороги, кавалькады утром и вечером, роскошные обеды с кларетом, шампанским и мадерой – «за последнюю неделю я не помню, чтобы хоть раз пил воду», признавался очарованный Шимлой парижанин. Англичане озаботились будущим и приобрели почти за бесценок землю. В Шимлу потянулись высшие чины администрации, привлеченные восторженными рассказами охотников и офицеров, стали жить здесь по нескольку месяцев, а возвращаясь в Калькутту привлекали новых гостей своим цветущим видом и этюдами, выполненными их женами, сестрами и дочерьми (этюды эти хранятся в Лондоне и неоднократно публиковались в наши дни).

Потом им надоело быть гостями у тех, кто тут расположился раньше, и они стали строить свои собственные резиденции. Многие, большинство из их построек дожили до наших дней, что придает сегодняшней Шимле неповторимый колорит.

Тем временем верховная власть перешла от Ост-Индской Компании к британской короне. Тенденции сохранились и усилились. Теперь потянулись столичные чиновники и первый среди них – вице-король.

Возникли дворцы (среди них даже свой собственный Петергоф, не переживший, к сожалению, пожара в 1981 г.), с башнями, террасами, верандами, обшитые внутри ценными породами дерева, с бальными залами и библиотеками – ни с какой стороны не напоминавшие архитектуру той страны, в которой им суждено было родиться.

Гербы и знаки Пенджабской армии и сейчас смотрят со стен на гостей правительства штата и научных сотрудников институтов, вселённых в эти былые дворцы; любопытно, что их автором был руководитель школы искусств в Лахоре Джон Локвуд Киплинг – отец великого поэта.

Некоторые помещения этих помпезных и не всегда высокохудожественных зданий (жена лорда Керзона даже ядовито отмечала, что некоторые из дворцов «порадовали бы миллионера из Миннесоты») приобрели особую значимость уже после провозглашения независимости – так в одном из них в 1972 году было подписано Президентом Пакистана Зульфикар Али Бхутто и премьер-министром Индии Индирой Ганди знаменитое мирное соглашение.

Сохранились письма современников, описывающие сезонные переезды из столицы Британской Индии Калькутты в Шимлу, постепенно ставшую официальной летней столицей.

Путь по Гангу от Калькутты до Бенареса мы еще можем себе представить, но дальше, уже не по воде, вряд ли хватит нам воображения Вот один пример. Целыми днями под палящим солнцем двигался караван – множество слонов, 850 верблюдов, нагруженных документами и барахлом, сотни лошадей, запряженные буйволами телеги – пересекая всю Северную Индию и поднимаясь затем на двухкилометровую высоту над уровнем моря, в Северо-Западные Гималаи. Чтобы сложить, увязать, нагрузить, разгрузить, развязать, разложить [а на каждой остановке, вспоминают участники, ставились три шатра для высоких особ – в каждом спальня, гостиная и гардеробная, плюс закрытые переходы из одного шатра в другой – а также огромный шатер – «трапезная» (ну, не назовешь же его столовой?) и шатер для приемов (дуарбаров)] и снова сложить, для всего этого караван сопровождали 12000 слуг.

И на финише – Шимла. Восторженная барышня, бегая от окна к окну, восхищаясь попеременно то алыми рододендронами, то белыми Гималаями, записала в те дни в своем девичьем дневнике: «О, климат! Неудивительно, что я не могу жить там, внизу! Нам нечем было дышать – сейчас я снова ощущаю воздух и заново вспоминаю его. Он скорее холодный, освежающий, чистый и несомненно полезный для легких».

Странно, но нигде, повторяю – нигде, не говорится о том, где же расселили 12000 усталых до изнеможения индийцев. В Шимле места хватило только для 50 слуг и то в нижнем городе.