Некоторые новгородские летописи сообщают далее, что Ярослав «оттолѣ призва к себѣ Брячислава и дав ему два города: Въсвячь и Видбеск и рече ему: "Буди же со мною за одинъ"»[735]. Причины этого конфликта установлены А.Н. Насоновым[736] и подробно рассмотрены Л.В. Алексеевым[737]. Для изучаемого вопроса здесь важно другое: договор Ярослава и Брячислава установил границу между новгородскими и полоцкими владениями. Причем территориальные уступки, сделанные Ярославом в обмен за признание своего сюзеренства, не затронули новгородских земель, а шли за счет пограничья Полоцка с будущим Смоленским княжеством. Можно думать, что, дав выход полоцкому князю на центральную магистраль днепровского пути, Ярослав стремился тем самым обезопасить Новгородскую волость, особенно на юго-западе, от притязаний агрессивного соседа. Однако, судя по событиям второй половины XI в., Полоцк не оставил своих намерений и столкновения с Новгородом продолжались. Тем не менее в 20-х годах этого столетия границы Новгорода на юго-западе и юге юридически оформились межкняжеским «рядом». Они как раз охватили земли, исстари тяготевшие к древним центрам Северо-Запада.

Отказавшись от территориальных приобретений на юге, Ярослав и его наследники активно поддерживают стремления Новгорода укрепить связи с эстонской чудью, союзные отношения с нобилитетом которой восходят еще к X в.

Первоначальной базой для распространения влияния на область эстонской чуди, по мнению А.Н. Насонова, служил Изборск[738]. Но в 1030 г. Ярослав построил город Юрьев (Тарту), на долгие годы превратившийся в опорный пункт новгородского влияния в Эстонии[739]. Существование в окрестностях Юрьева сел указывает на определенную, связанную с ним округу. По-видимому, именно эти земли и присоединил к Новгороду Ярослав. Причем закреплены они были уже известным нам способом — созданием нового военно-административного центра.

При Изяславе Ярославиче данью были обложены сосолы[740]. К первой четверти XII в. данью были обложены порубежные эстонские племена[741].

Отношения с чудью складывались для Новгорода не всегда мирно. То одно племя, то другое, а то и «вся чудская земля» пытались избавиться от выплаты дани[742]. Однако в целом процесс вовлечения даже отдаленных эстонских центров в орбиту новгородского влияния на протяжении XII в. успешно развивался.

Итак, в течение XI–XII вв. Новгороду удалось распространить даннические отношения на земли эстонской чуди на запад от Чудского озера до района Вирумаа включительно, захватывая чудь Ереву и доходя до моря[743]. Эти земли простирались широкой полосой с севера на юг, включая места обитания чуди Очелы, чуди Тормы, район Юрьева и, наконец, Уганди, где лежал город Отепяа (Медвежья голова)[744].Сбор дани в этих краях находился, по-видимому, в руках местной знати. Сколь регулярно он осуществлялся, сказать трудно[745]. Особенно часто поступления даней стали прерываться в начале XIII в. в связи с действиями Ордена. «Вторжение немецкого Ордена в Восточную Прибалтику, начавшееся завоевание латвийских и эстонских земель нарушили их подданство Руси»[746]. Однако, как правильно подметил А.Н. Насонов, территории эстонской чуди никогда не входили в состав собственно Новгородской «области»[747]. Их взаимоотношения с Новгородом складывались на основе данничества.

Продолжением новгородских владений к югу от эстов были земли латгалов. Вероятно, и туда распространились дани со стороны Пскова не позднее середины XI в., хотя в письменных источниках на это нет прямых указаний. Но Генрих Латвийский в своей «Хронике» неоднократно упоминает о сборе псковичами дани в Толове. В «Лотыголу» ходили и из Великих Лук[748]. Может быть, здесь имелись в виду племена, подвластные Полоцку. Стремясь воспрепятствовать захватническим целям Ордена, новгородско-псковские власти ввели в 1207 г. в Толове христианство[749], а в 1210 г. крестили часть эстов[750]. Наконец, после жестокого поражения на льду Чудского озера в 1242 г. немцы по условиям мирного договора вернули Новгороду в числе прочих «Лотыголу»[751]. Территориальное значение данного понятия здесь выступает особенно отчетливо. Речь шла, надо полагать, о районе Алысту, борьба за который продолжалась и дальше. Так, псковская летопись сообщает под 1284 г. об избиении немцами «псковичь на дани у Алысту 40 мужь»[752]. Думается все же, что приведенные известия не Дают оснований включать «Лотыголу» в состав коренной «волости Новгородской». Взаимоотношения латгалов с Новгородом ничем не отличались от таких же связей с ним эстов. Новгородцы оказывали им военную помощь в совместной борьбе с Орденом[753].

Итак, с начала XI в. новгородское влияние распространяется на запад в земли эстов и латгалов. Там появляются опорные пункты-крепости и сеть погостов. Сообщения источников позволяют предполагать, что последние являлись административными центрами каких-то территорий, а не были просто населенными пунктами[754]. По-видимому, об этом свидетельствует деятельность в землях Восточной Прибалтики русских «послов» и «гонцов», собиравших там войско[755].

В стремлении расширить подвластные территории Новгород осуществлял традиционную политику опоры на местную знать, чем в немалой степени способствовал ее консолидации. Последнее обстоятельство и таило в себе причину будущих неурядиц. Экономически окрепнув и политически организовавшись, нобили Эстонии и, вероятно, Латгалии стали сами претендовать на все доходы (дань и прочее) с собственных земель, что, естественно, вело к столкновениям с Новгородом. Однако до появления в Прибалтике немецких и датских феодалов вассальная зависимость большинства эстонских и некоторых латышских племен от Новгорода не вызывает сомнений. На их территории с начала XI в. проникает новгородская дань. Следовательно, западные рубежи самой Новгородско-Псковской области-княжения стабилизировались к этому времени. Но вторжение немецкого Ордена, воспользовавшегося затем тяжелым для Руси периодом монгольского нашествия, привело к утрате основных прибалтийских владений Новгорода. Пали в XIII в. и его опорные пункты (Юрьев и др.). Правда, свои основные земли новгородцам и псковичам удалось отстоять в жестокой и героической борьбе.

Прежде чем рассмотреть процесс разрастания государственной территории Новгорода на севере и востоке, необходимо коснуться положения земель в междуречье рек Великой и Ловати. И археологические и исторические данные согласно показывают, что большая часть верхнего течения Великой и бассейн ее притоков Кудки и Иссы входили в состав главных владений Пскова и Новгорода[756]. Территория же, лежавшая к югу от рек Полисти и Судомы и к северо-западу от верхней Ловати, по мнению А.Н. Насонова, была освоена новгородцами после присоединения Пскова, т. е. во второй половине XI в.[757]

С этим нельзя полностью согласиться. Во-первых, политическое объединение псковских и новгородских земель в раннегосударственное образование произошло задолго до указанного времени. Во-вторых, новгородско-полоцкий рубеж был установлен «рядом» Ярослава с Брячиславом в начале 20-х годов XI столетия, а Великие Луки возникли как укрепленный пограничный пункт уже в конце X в. Все это дает нам основания считать очерченную область «старым» новгородским владением. Как определил А.Н.