Но с годами потребность в покое у короля усиливалась; все же быть королем это очень стрессовая «профессия». Поэтому Людвиг очень болезненно воспринимал, когда его планы на уединенный отдых нарушались. Биограф короля Жак Банвилль пишет: «В 1874—1875 годах, путешествуя по Франции под именем графа Берга, Людвиг II в Париже запросто посещал театры, музеи и даже ездил по городу на империале омнибусов. В 1875 году при таком же инкогнито он едет в Реймс с целью посетить знаменитый собор, с которым связаны воспоминания о Жанне д' Арк. Но народ узнал о его приезде и когда он, долго пробыв в соборе, вышел оттуда задумчивый, полный размышлений о чудесной Девственнице, собравшаяся толпа устроила ему шумную овацию, которая, несмотря на всю ее сердечность, была такой дисгармонией с настроением Людвига, что он на другой же день уехал в Мюнхен, а оттуда в свои любимые горы».

Примерно то же приключилось с королем и во время путешествия в Швейцарию с Кайнцем. Как только пароход причалил в Бруннене, с берега раздались радостные овации, и Людвиг увидел, что вся набережная запружена народом, ожидающим, когда он сойдет на берег. Это было настоящим ударом для желающего покоя и максимального уединения «маркиза Саверни». Решено было высадиться в более отдаленном месте и уже оттуда пройти в заранее приготовленный к его приезду скромный отель. Но оказалось, что и там путешественников уже ждали толпы любопытных. Лишь через несколько дней королю и его спутникам удалось устроиться на уединенной частной вилле «Gutenberg», имевшей вид простого швейцарского дома в окрестностях живописного озера, окруженного горами. Это было то, что нужно. Садовник, исполняющий на вилле также должность управляющего, с «редкой» фамилией Шмид рассказывал русскому биографу Людвига II С.И. Лаврентьевой один весьма характерный эпизод. «Я был с королем на балконе; он дружески расспрашивал меня о том времени, что я провел в школе “Телля”, и о моих школьных воспоминаниях и о воспитании вообще, что его интересовало. Когда я, отвечая ему, употребил его королевский титул, он, быстро взглянув на меня, спросил: “Вы ведь господин Шмид? “ — “Точно так, Ваше Величество! “ — отвечал я. “Ну так прошу вас говорить мне просто “mein Herr”[73]. Я Majestät[74] только в Баварии. Заметьте это, любезный Шмид”».

И все же в душе король всегда оставался королем, тем более что в строгих традициях этикета двора он и был воспитан; Людвиг не мог, даже если бы очень хотел, освободиться от своей второй натуры. Одна часть его души жаждала свободы, другая — находилась в жестких тисках условностей церемониала. Парсифаль требовал простоты и непосредственности, Людовик XIV — преклонения и почитания. Именно этого-то и не смог вовремя понять Иозеф Кайнц.

В первые дни Людвиг II Кайнц наслаждались покоем. И в такие минуты король особенно нуждался в творческой «подпитке» со стороны актера. Его мелодичный голос, декламирующий бессмертные строки великих поэтов, был настоящим лекарством для его страдающей души. На вилле «Gutenberg» к услугам Людвига была лодка, и он вдвоем с Кайнцем совершал ночные прогулки по озеру. Людвиг делился с другом своими обширными познаниями из истории Швейцарии; Кайнц читал монологи из «Вильгельма Телля» Но… Нет в мире совершенства, идиллия продолжалась не долго.

Кайнцу не доставало терпения и такта вынести испытание королевской дружбой. В какой-то момент он начал чувствовать свою вседозволенность, позволять себе вести себя непочтительно и даже несколько вызывающе и в итоге перешагнул ту грань, которая отделяла непринужденность от фамильярности. Вначале Людвиг прощал ему все. Но дисгармония усиливалась. Как всегда, сначала ослепленный и очарованный личностью актера, король стал постепенно освобождаться от розовых очков. Кайнц начал открыто пренебрегать им. Однажды, во время чудной лунной ночи, Людвиг II Кайнц поплыли в Рютли, где, сойдя на берег и поддавшись магии места, король-романтик захотел послушать один из любимых монологов. Но актер вместо этого демонстративно завернулся в плащ и, ни слова не говоря, преспокойно заснул на траве под деревом. Людвиг не захотел тревожить друга и даже поручил слуге остаться при спящем, а при его пробуждении позаботиться о препровождении его обратно на виллу. Тогда Кайнцу все сошло с рук. Терпение короля переполнилось рокового 11 июля, когда они снова поплыли в Рютли. По дороге Людвиг спросил, согласен ли Кайнц наконец прочесть обещанный монолог. Тот отвечал согласием. По прибытии на место король, окинув восхищенным взглядом чудный пейзаж, озаренный луной, обернулся к Кайнцу и восторженно спросил: «Как это вам кажется?» — «Мерзко!» — был дерзкий ответ. Людвиг пропустил мимо ушей столь откровенное хамство и напомнил актеру о монологе. «Я устал и не буду ничего декламировать!» — последовал второй дерзкий ответ. Ошеломленный король повернулся, быстро пошел к пристани и на вопрос слуги, надо ли ждать господина Дидье, сухо ответил: «Дидье устал, пусть отдохнет». После чего уехал на виллу один… На следующий день Людвиг, не дожидаясь Кайнца, отбыл в Люцерн, откуда послал через гофкурьера телеграмму, все же вызывавшую актера для совместного проезда с королем до Мюнхена: несмотря на нанесенные обиды, Людвиг не хотел перед всеми выставлять напоказ свое неудовольствие артистом. Однако в Баварию Кайнц возвращался уже в адъютантском вагоне.

При расставании Людвиг обнял Кайнца и долго молча смотрел на него, словно пытаясь до конца понять эту, казалось бы, близкую, а оказавшуюся такой чужой душу. Больше они уже никогда не встречались. Кайнц лишь получил от Людвига IIоследнее прощальное письмо, полное не враждебности, а лишь тихой грусти. «Надеюсь, что Дидье будет дружелюбно вспоминать время от времени своего Саверни. Приветствую вас сердечно. Да витают над вами добрые духи! Желаю этого от всего сердца. Дружески к вам расположенный Людвиг». Впереди короля ждало только одиночество…

* * *

За рассказом о романтической дружбе между актером и королем мы и не заметили, как снова «очутились» в Мюнхене, на Главном вокзале. Покупаем уже знакомый нам Bayern-Ticket и спешим на поезд в сторону городка Прин-ам-Кимзее (Prien-am-Chiemsee). Поездка длится примерно час, но чтобы не скучать, советуем чаще смотреть в окно, где, помимо постоянно меняющихся живописных окрестностей, нередко можно увидеть зайцев или косуль, спокойно пасущихся в непосредственной близости от железнодорожного полотна.

Прибыв в Прин, можно прямо от вокзала отправиться пешком к пристани (идти придется не более 20 минут), но лучше воспользоваться услугами местной достопримечательности: стилизованного под старину маленького, словно игрушечного, поезда с миниатюрными зелеными вагончиками и самым настоящим паровозом, правда, на паровой тяге. Кстати, на самом деле этой железной дороге действительно более 100 лет.

Монастырь августинцев на острове Херренинзель

От пристани Прина каждые полчаса отходят пароходы, совершающие круг по всему озеру Кимзее, называемому еще за свои размеры баварским морем. На Кимзее два больших острова — Херренинзель (Herreninsel, Мужской остров), названный так потому, что в свое время на нем находился мужской монастырь августинцев (первый монастырь на острове был основан еще в VIII в.; нынешнее здание в стиле барокко построено в XVII в.; сегодня в здании монастыря находятся две художественные галереи), и Фрауенинзель (Fraueninsel, Женский остров), на котором до сих пор действует женский бенедиктинский монастырь. Кстати, на Фрауенинзеле, в местном ресторане на берегу озера, можно отведать вкуснейшие рыбные блюда из только что выловленной из озера рыбы. Этот ресторан славится своей кухней по всей Баварии. Но до него мы «не доплывем», сойдя, спустя всего каких-то 20 минут после отплытия, на первой же остановке у берегов Херренинзеля. Пройдя чуть вглубь острова, следует сразу приобрести билеты в Херренкимзее в кассах прямо напротив пристани. На них, так же как и на билетах в Нойшванштайн, будет указано точное время посещения; рассчитывайте, что до замка еще идти примерно минут 20. Можно, конечно, воспользоваться конным экипажем, представляя себя гостями, приглашенными в замок самим баварским королем…