Антон перечитал последнее предложение несколько раз.

— Что? — спросил он, глядя на Жерара. — Хотите сказать, ваш предок был знаком с Александром Первым и тот подарил ему эту реликвию? Отчего же он бежал из России, почему не вернулся за сокровищами? Не верится что-то.

— Вы же сами видите, копия письма подлинная, того времени, перевод дословный. Есть одна проблема. В конце письма не читается несколько предложений, со временем они стерлись, а там как раз и говорится про этот предмет. Но Роджер так поверил в то, что он и по сей день надежно спрятан в московском подвале, что пожертвовал на поиски огромные деньги, а может быть, поплатился за свою страсть жизнью.

— Какой предмет? — спросил Ральф.

— Я тебе вечером расскажу. Это долгая история, — ответил Антон. — Жерар, получается, клад и, так сказать, бонус все еще могут находиться здесь, под нами? Лежат больше двухсот лет и ждут нас? Это же здорово! — Антона охватило сильнейшее волнение.

— К сожалению, это не так, — вздохнул Жерар. — Да, ротмистр Ушаков больше никогда не увидел своей родины, а мой предок мало пожил: видимо, неподходящим оказался для него климат Санкт-Петербурга. Он женился на русской дворянке Евдокии Спиридоновой, которую, по семейному преданию, отбил у самого Александра Сергеевича Пушкина, вашего великого поэта. Жена его умерла при родах, но ребенок — сын — выжил. Почти сразу же он по службе отправился в Малороссию, где женился на наследнице небогатого помещика, у которого было имение в местечке Красное, что под Киевом, кажется. От этого брака у него осталась дочь Ольга. Вскоре после ее рождения мой предок скончался.

— По имени Ольга? — переспросил Антон.

— Антон, come on! — воскликнул Ральф. — Жерар, продолжайте.

— Я продолжаю. Так вот, клад, скорее всего, так и оставался невостребованным много лет.

— Ну, и… — Антон уже не скрывал нетерпения.

В это время его телефон завибрировал.

— Незнакомый номер, — проговорил Антон. — Не знаю, ладно, отвечу, не говорите ничего без меня. Да! — он прикрыл ладонью микрофон.

— Привет, — раздался в трубке голос, который он узнал бы сейчас из миллиона.

— Оля?

Ральф снова вздохнул и, пожав плечами, демонстративно отвернулся.

— Антон, прости, что я тебе не звонила и не писала. Сам понимаешь. Все так сложно и неожиданно. Тем более, твоя личная ситуация. Ты несвободный человек, а мне надо было устраивать свою жизнь.

— Оль, — перебивая ее, спокойно промолвил Антон. — Ты уверена, что ты украинка, а не немка?

— К чему такие вопросы?

— Ты слишком практична.

— Это не так, — со смехом ответила она. — Если бы я была практична, то не стала бы тебе звонить. Я просто… В общем, лучше было бы написать тебе эсэмэску, но я скажу. Тебе, кстати, удобно вообще говорить сейчас?

Антон взглянул на своих собеседников. Ральф с осуждением посмотрел на него и чуть слышно прошептал: «Тебе что, совсем неинтересно окончание истории?» Жерар демонстрировал полное хладнокровие.

— Все нормально, удобно, — ответил Антон.

— Не могу я тебя забыть. Делай что хочешь, но нам надо встретиться и объясниться. Чтоб тебе было легче думать, я уже в Москве.

Они поговорили еще несколько минут, и, наконец Антон — уже другой Антон: не тот, что присутствовал при начале разговора, а Антон абсолютно счастливый и улыбающийся, простивший Жерара и еще больше возлюбивший своего немецкого друга, — вернулся к своим собеседникам.

— Итак, что было дальше, Жерар?

— Наконец-то, — проворчал Ральф.

— Я ведь приехал в Москву не вчера, а несколько дней назад, — продолжил Жерар. — Мне стало известно, что владелец кафе объявил тендер на капитальный ремонт. Под видом топ-менеджера крупной французской строительной фирмы я умудрился исследовать все подвальные помещения кафе. Задача: найти способ проникнуть туда и все более детально изучить. Согласен, идея бредовая. Но для очистки совести надо было. Нанял кое-кого, кого-то просто подкупил. Пока ходили по подвалам с умным видом, через переводчика разговорился с местными рабочими, которые нас сопровождали. И один из них, по виду и поведению старший, поведал удивительнейшую историю. «Кафе это, — сказал он, — построено на деньги, вырученные от сдачи государству какого-то баснословно крупного клада, найденного под тем самым местом, где мы с вами сейчас стоим…»

— История, описанная в романе «12 стульев», наконец-то случилась в реальности, правда? — рассмеялся Антон.

Жерар и Ральф посмотрели на него с недоумением.

— Ах да, — добавил он уже серьезно. — Откуда вам… Господи, как же вы живете там у себя, без Булгакова, Гоголя, Ильфа и Петрова? Жерар, получается, что кафе-то действительно ваше.

…Антон шел по Тверскому бульвару вниз, к Никитским воротам. На сердце было тепло, в голове пели ангелы, душа стремилась к девушке, которую он, похоже, полюбил. Он думал о том, что уже достаточно повидал за последние годы. Пора было уже остепениться, устроить свою жизнь, создать настоящий домашний очаг, отправиться в путешествие. Но не в такое путешествие, из которого мало шансов вернуться живым, а в нормальное, вероятно даже, свадебное. Он шел по бульвару и улыбался прохожим. Некоторые проходящие девушки отвечали ему чуть заметными улыбками, но уже не волновали его. Скоро он снова увидит Олю. Он думал о ней и впервые действительно ощутил, что означает выражение «мысль греет».

Неожиданно он остановился на месте и задумался. Достав телефон, он набрал Ольге.

— Да, дорогой мой, — ответила она, и по голосу было понятно, что она так же счастлива, как и он.

— Оля, помнишь, ты на яхте рассказывала мне про свою деревню под Киевом, откуда родом все твои предки и где ты все лето проводила в детстве?

— Конечно, помню.

— А как деревня называется?

— Красное. А что?

Михаил Иванович Ушаков был доставлен в Петергоф, во дворец Монплезир. Здесь ему дали воды и каравай, попросили сидеть и ждать, после чего дверь заперли.

Все еще находясь в глубочайшем волнении от произошедшего, еще не до конца веря в свое чудесное спасение, ротмистр упал на колени перед образом Казанской Божьей Матери и стал истово молиться и благодарить. Еще никогда в жизни он не обращался с такими словами к Богородице. Молитва для него стала мостиком, который протянулся от неминуемой, казалось бы, дороги в бездну к возрождающимся надеждам и полной груди такого сладкого, упоительного воздуха Жизни!

— Богородица, Матушка, заступница! Благодарю тебя за все благодеяния твои! Не знаю, как мне теперь жить и что я должен сделать, чтобы оправдать милость твою, Матушка, всесильная, предобрейшая, премилостивая. Матушка Богородица, как же хорошо жить! Велик Господь, велик Сын Твой, который умер на кресте за нас всех, неразумных, и воскрес, подарил надежду. Однако же, страшно, страшно, Матушка, помирать. Люди мы неразумные и не все подобны старцам, что постигли святую веру. Боимся смерти и темноты. Слава тебе, Господи, слава тебе, Богородица…