Мне вдруг стало жаль девчонку. Никаких постеров или афиш любимых групп. Жизнь в музее, где ничего нельзя менять, где каждой вещи уготовано свое место. Если девчонка не дура, обзавелась тайником, где держит то, что хотела бы скрыть от чужих глаз.

Я прикинула, где устроила бы тайник на месте Насти. Наверняка мамаша всюду сует нос, а есть еще и домработница.

И тут обратила внимание на фотографию, стоящую на полке над письменным столом. Пухленькая девочка, лет двух, на коленях у молодой женщины с длинными темными волосами. На первый взгляд никакого сходства между ними, но я не сомневалась: передо мной мать и дочь. Девочка, безусловно, Настя, ее фотографий в комнате много, в том числе и в совсем нежном возрасте, а вот женщина ничего общего с Людмилой не имела. Можно подумать, что увлечение пластической хирургией сделало ее неузнаваемой, однако это не Людмила, хотя бы потому, что женщины на фото уже давно нет в живых.

– Черт, – пробормотала я и поспешила покинуть комнату.

Бергман с хозяином дома пили кофе, а я спросила, как только вошла:

– В комнате Насти фотография…

– Это ее мать, – кивнул Ключников, не дав мне договорить. – Она умерла, когда дочке не было еще и двух лет. Через год я женился. Девочке необходима мать, особенно когда отец на работе целыми днями. Мне очень повезло с Людмилой, бог не дал ей своих детей, наверное, поэтому всю душу она вкладывает в Настю. Я ей очень благодарен. – Мы с Бергманом переглянулись, а Ключников продолжил: – Что ж, если вы не против, может быть, зайдем к Стрешневу? Он нас ждет.

Бергман кивнул; сделав по последнему глотку кофе, мужчины поднялись, Максимильян, проходя мимо, взглянул весьма выразительно, немного поотстав, я позвонила Димке.

– Постарайся узнать, оставил ли Ключников завещание и, если да, кому все отойдет.

– Ок. Что-то прояснилось?

– Прояснится, если на мой вопрос ответишь.

Отправились к Стрешневу мы на машине Максимильяна, я уступила Ключникову кресло рядом с ним, они вели неспешный разговор о преимуществах жизни за городом, а я думала о том, что внезапное открытие все меняет. К клиенту стоило отнестись внимательнее: узнать, к примеру, кто мать его ребенка. Нас же интересовали исключительно потенциальные злодеи, а Ключников в их круг не входил.

Машина затормозила возле дома с колоннами, в центре просторного двора фонтан, кусты роз, аккуратно подстриженные, – одним словом, Версаль в миниатюре. Стрешнев вышел к нам в белых шортах и футболке с логотипом гольф-клуба. Загорелый, подтянутый красавец с маетой в глазах. Я вспомнила, что он практически банкрот, и мысленно ему посочувствовала, вполне вероятно, со всем этим великолепием вскоре придется расстаться.

– О, Павел Аркадьевич, рад вас видеть, – громко приветствовал он Ключникова, спускаясь по ступеням открытой веранды перед домом, после чего церемонно представился мне и Бергману. Максимильян по части церемоний в долгу не остался, сцена, на мой взгляд, малость затянулась.

– Идемте, у нас сегодня итальянский полдень, – смеясь, сказал Стрешнев и повел нас на лужайку позади дома, где на изумрудной траве под белыми зонтами от солнца стояли шезлонги, стол с напитками, шампанское в серебряном ведерке и огромная ваза с фруктами.

В шезлонге полулежала женщина лет пятидесяти, с одутловатым лицом, тусклым взглядом и двойным подбородком. Я знала, что она старше мужа на десять лет, но выглядели они как мать и сын.

– Моя супруга, Клавдия Алексеевна, – представляя жену, Стрешнев поцеловал ей руку, а она милостиво кивнула. Образ императрицы в ее исполнении немного комичен, но она так вжилась в эту роль, что по-другому вести себя уже, должно быть, не могла. – Присаживайтесь, господа. Хотите шампанского? Чистые бокалы под салфеткой, у нас в деревне все по-простому…

Возле ног матери на траве сидела Изольда. Я заметила рядом с ней бокал, шампанского в нем было почти на донышке. Она криво усмехнулась, взглянув на меня, равнодушно кивнула Ключникову, перевела взгляд на Максимильяна и вдруг вся как-то съежилась. Я тоже на него посмотрела, удивившись такой метаморфозе. На девчонку он не обращал внимания, устроился в садовом кресле, отказавшись от шампанского.

Пока взрослые разговаривали, Изольда исподтишка наблюдала за ним. Потом громко спросила мать о чехле для очков, который якобы не может найти, должно быть пытаясь таким образом привлечь внимание. Бергман ее игнорировал, а в ней зрели обида и злость. Девчонка привыкла быть в центре внимания, и вдруг такое пренебрежение.

– Вот и лето кончается, – вздохнула Клавдия Алексеевна. – В наших краях оно такое короткое. Думаю, на осень нам лучше перебраться в Италию, милый, – повернулась она к мужу. – Снимем виллу где-нибудь в Сан-Ремо…

– Изольда пойдет в школу, – напомнил он.

– Пустяки. Можно подумать, в Италии нет частных школ, заодно язык подтянет. Да, моя прелесть? – Она притянула дочь к себе и поцеловала.

– Думаю, Италия от нас никуда не денется. До следующих каникул можно и подождать.

– Мой муж просто не хочет отпускать нас одних, – засмеялась она. – Человек твоего уровня, дорогой, вовсе не обязан просиживать дни напролет в своем офисе, можно нанять толковых людей, которые сделают всю работу. А ты будешь прилетать время от времени и контролировать. Скажите хоть вы ему, Павел Аркадьевич.

– Боюсь, Клавдия Алексеевна, что я тут целиком и полностью поддерживаю вашего супруга. Если оставить бизнес на попечение других людей, можно его и вовсе лишиться.

– Ах, мужчины, вы просто не можете без работы. Ничего, деточка, слетаем на Мальдивы, а потом в Париж. Будем ходить по магазинам и покупать все подряд.

При этих словах жены Стрешнев поспешно отвернулся, что не укрылось от Изольды. Она взглянула на отца исподлобья с такой злостью, что я подумала: «Девчонка в отличие от матери знает, как обстоят дела. Не отец же ей сказал? То, что он боится открыть правду жене, – понятно. Миллионов больше нет, а без своих миллионов она просто малоприспособленная к жизни тетка в возрасте, неумная и капризная. Если у него есть шанс еще раз удачно жениться на тучной дамочке с кучей бабок в швейцарском банке, то на нее уж точно никто не позарится. И доживать ей придется в великом гневе на мужа, оплакивая былое счастье скупать все подряд в магазинах, не интересуясь ценниками. Жуть».

– Я хочу на Таити, – заявила Изольда. – Там интересно. Давай слетаем, пока каникулы не кончились.

– Двадцать четыре часа в самолете, – сказал Стрешнев. – Мама, с ее здоровьем, такого точно не выдержит.

Изольда надула губы, вновь исподтишка поглядывая на Бергмана. Он, безусловно, чувствовал этот взгляд, но ни разу не повернулся в ее сторону, эта своеобразная дуэль длилась минут десять, вдруг она вскочила и, не говоря ни слова, бегом припустилась к дому.

– Ты куда, милая? – крикнула вдогонку мать. – Что случилось? Девочки в этом возрасте такие порывистые, – махнула она рукой, обращаясь к нам. – С ними нелегко. А после того как Изольда потеряла лучшую подругу, она сама не своя.