Кристин Делфи, чей блестящий анализ мифов «Происхождения…» заслуживает большего внимания читающей публики, показывает, как дискуссия вокруг этого текста постепенно отдаляется от некоторых блестящих догадок автора эссе. Она пишет:

Поскольку не существует естественных причин социальных отношений, этот спор никогда не может быть разрешен. Действительно, он носит символический характер и является способом провозглашения неких деклараций о настоящем, при котором используются аргументы, затмевающие фактические данные, которые бы могли способствовать разрешению спора.

Чтобы дискуссия вокруг «Происхождения…» могла стратегически и символически развиваться, следует признать, что после публикации этого эссе мало что изменилось. Как в истории про Слоненка из сборника «Сказки просто так» – нос у него вытянулся да таким и остался. В сущности, анализируемая нами аргументация исходит из того, что «узы, связующие мужчин» сейчас те же, которые объединяли охотников на мамонтов, а также патриархов во времена, когда Моисей сошел с горы.

Наряду с мифографией «Происхождения…» существуют еще и гибридные работы, авторы которых позиционируют себя как ученых, исследующих истоки человечества. Сюда относятся Кэтлин Гоф (Kathleen Gough), Райана Райтер (Rayana Reiter) и Морис Годелье (Maurice Godelier). В основании их работ лежит попытка синтезировать данные археологии, данные современных исследований поведения человекообразных обезьян и мартышек и этнографию небольших сообществ, преимущественно охотников-собирателей. Этология и этнография должны, по идее авторов, пролить свет на проблему благодаря возможности проведения аналогии между тем, что мы можем наблюдать сейчас, и этапами ранней эволюции человека. Критический анализ этой литературы, осуществленный Клэр Бертон, точно передает недостатки данного подхода: аналогичные данные, взятые из современности, не говорят ничего значимого относительно отдаленного прошлого, а аргумент о происхождении абсолютно ничего не говорит о настоящем. Статья Райтер «В поисках происхождения» (вероятно, самая интересная среди этих работ) показывает, насколько сложно следовать двум абсолютно несовместимым линиям рассуждения. Одна из этих линий – прорисовка основных этапов в мировой истории гендерных отношений – новое и важное дело. Но получающийся рисунок вставляется в рамку весьма сомнительного утверждения, что знание о происхождении гендерной иерархии дает ключ к знанию о том, как она может быть упразднена в наши дни.

Допущение анализируемой литературы о гомогенности истории, говоря формальным языком, важно в качестве механизма идеологии. Как основание теории оно менее убедительно. Оно либо отрицает историческое изменение, либо допускает только одну модель изменений – естественное развертывание заранее заданного механизма. Это несовместимо с пониманием социальных структур как конституируемых практикой. Это несовместимо с любым представлением о внутренних противоречиях в гендерных отношениях, поскольку они могут породить исторические разрывы. Это также несовместимо с подразделением структур, предложенным в Главе 5, поскольку из признания разных механизмов отношений вытекает признание противоречий, возникающих между ними. Если наши рассуждения и представленные в их обоснование эмпирические данные (см. Главы 3, 5 и 6) верны, то представление о гомогенной истории и соответствующее ей представление о происхождении социальных отношений полностью исключаются.

Мы также должны отказаться от традиционной «истории сексуальных отношений» и более новой истории «половых ролей», которые основаны на близких предпосылках о гомогенности. В таких хорошо известных книгах, как книга Реттрея Тейлора «Сексуальные отношения в истории» («Sex in History»), предмет анализа понимается как разнообразные выражения лежащей в его основании сущности. История в этих книгах предстает в качестве рассказа о том, как выражение сущности может меняться в зависимости от разных обстоятельств: от изменения религиозных идей, строгости цензуры и проч. Но сама сексуальность понимается не как нечто изменяющееся в процессе исторического развития, если ее изменения вообще допускаются. Верн Буллок (Vern Bullough), специалист по истории гомосексуальности, работающий в этой традиции, формулирует данный подход очень точно: «Гомосексуальность была с нами всегда; это историческая константа». В очерке о концептуализации сексуальности в истории Р.А. Пэдгаг (Padgug) отмечает, что идея неизменной сущности не учитывает связи сексуальности с практикой и исторического формирования категорий и отношений, названных мною структурой катексиса.

То же самое можно сказать и об истории «половых ролей», которая возникла в конце 1970-х. Книги Патриции Бранки «Женщины в Европе начиная с 1750-х годов», Питера Стирнса «Будь мужчиной!» и Элизабет и Джозефа Плек «Американский мужчина» являют собой образцовые примеры подобного – ролевого – подхода. Его представители провозглашают интерес к социальным определениям. Так, книга Стирнса открывается очерком под названием «Мужественность как социальный конструкт». Но как было показано в Главе 3, полоролевая теория является социальной теорией только номинально, а фактически она основывается на досоциальной дихотомии полов, которая подменяет собой структуру анализа аттитюдов и интеракций. То же самое можно сказать о полоролевой интерпретации истории. Принадлежащие к этому направлению анализа тексты основываются на фиксированной дихотомии полов, разделены на женскую историю и мужскую историю и в основном посвящены отражению изменений отношений и ожиданий относительно этой дихотомии.

Гораздо более глубокое понимание историчности гендера можно найти в новой истории геев, которая по своему уровню превосходит исследования, подобные исследованию Буллока. Гомосексуальность – это исторически специфический феномен, и тот факт, что она социально организована, становится очевидным, как только мы проведем различие между гомосексуальным поведением и гомосексуальной идентичностью. Если какая-то форма гомосексуального поведения может быть универсальной, то отсюда автоматически не следует, что существуют люди, идентифицирующие себя как гомосексуалы, и люди, которых публично называют гомосексуалами [гомосексуалистами]. На самом деле гомосексуальная социальная идентификация и самоидентификации достаточно необычны и потому требуют особого объяснения. Джеффри Уикс (Weeks) в своей книге «Coming Out» показывает, что в Западной Европе мужская гомосексуальность приобрела свой характерный современный смысл и социальную организацию только в конце XIX века. В это время были введены новые медицинские категоризации, и в 1870 году немецкий психиатр Вестфаль определил гомосексуальность как патологию. В это же время были введены и новые правовые нормы. К концу XIX века в Британии все формы гомосексуального поведения мужчин подлежали правовым санкциям.

Такие медицинские и правовые дискурсы лежали в основании нового представления о гомосексуалисте как об особом типе личности. Алан Брей (Bray) в своей книге «Гомосексуальность в Англии в эпоху Возрождения» показывает: хотя гомосексуальное общение, конечно, существовало в XVI и начале XVII века, участники этого общения не имели ясного социального определения. Поэтому они не подвергались регулярному преследованию, хотя иногда и наталкивались на исключительную жестокость. Гомосексуальное поведение рассматривалось как проявление предрасположенности к похоти всех мужчин, похоти, которая потенциально угрожает порядку и гармонии космоса. Когда мужчины, склонные к интимным отношениям с другими мужчинами, начали определяться как группа в среде, которая ассоциировалась с так называемыми Домами Молли (Molly houses)[18] в Лондоне начала XVIII века, то они характеризовались высокой степенью женоподобности и тем, что сейчас называется трансвестизмом. Таким образом, возникновение как медицинского дискурса, так и соответствующего самосознания гомосексуалов должно связываться с конкретными представлениями о женственности и мужественности и с социальной реорганизацией гендера. Точно так же, как домашняя хозяйка, проститутка и ребенок являются исторически конкретными социальными типами, которые должны быть поняты в контексте гендерных отношений своего времени, «гомосексуалист/гомосексуал» представляет собой современное определение одного из новых типов взрослого мужчины. Это мужчина, которого классифицируют как инверта (invert) и который, не всегда, но часто считает, что у него «женская душа в мужском теле».