Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важно не только данное природой. Мы видели, что данное природой очень высоко, но не менее высоко и данное культурой. Культура многое прибавила к культу любви, и возвышенное и низкое. Буржуазная культура прибавила к вопросам любви продажность, торгашеско-имущественные отношения. В этом позор буржуазной культуры.
Ленин вспоминает слова Энгельса, что для нас важно, чтобы половая любовь развилась, утончилась. Что это значит – «развилась»? Может быть, это значит, что надо побольше заниматься половой любовью? Вы увидите, что Ленин самым решительным образом отрицает это. Что значит – «утончилась»? Может быть, надо заимствовать у французских буржуазных развратников всякого рода половые извращения? Об этом стыдно и говорить.
Это значит, что любовь не должна быть повседневностью, «стаканом воды», а чтобы она была поднята на должную высоту, до чего-то чрезвычайно значительного. Такую любовь считает утонченной Энгельс, когда пишет об этом в своей книге о семье и государстве; такую любовь, когда мужчина говорит: я люблю эту женщину и никакую другую, с ней я могу построить свое счастье, я принесу для нее величайшие жертвы, только с ней я могу быть счастлив. Когда женщина говорит: я люблю этого мужчину, это мой избранник, – тогда любовь не является повседневностью, развратом. Она скупа, эта любовь, но этим самым она делается торжественной и важной. Ленин говорит, что ему и в голову не приходило проповедывать аскетизм, он говорит: коммунизм должен нести с собой не аскетизм, а жизнерадостность и бодрость, вызванную также полнотой любовной жизни. Ленин прямо говорит, что коммунизм немыслим без полноты любовной жизни, дающей настоящую жизнерадостность. «Однако, – говорит Ленин, – часто безобразный сейчас избыток половой жизни не приносит с собой жизнерадостность и бодрость, наоборот, уменьшает их».
Далее Ленин переходит к положительному рецепту, он говорит, что молодежи особенно нужна эта жизнерадостность и бодрость – здоровый спорт, гимнастика, плавание, экскурсии, исследования и т. д. и всё это, по возможности, совместно.
Какой же рецепт мы можем дать молодежи в ответ на ее вопрос о том, как ей устроить свою половую жизнь?
Первый и абсолютно верный рецепт заключается в следующем: воздержание. Воздержание для молодежи ничуть не вредно. Чем позже юноша или девушка вступает в брачную жизнь, тем свежее, сильнее, полнее сохраняется он для настоящего брачного счастья, для настоящей подлинной любви и общественной деятельности. Но мы не лицемеры. Мы говорим, что в некоторых случаях аборт необходим, но предупреждаем, что это вредно, что это опасно, что это – риск: повторные аборты почти всегда гибельны, поэтому прежде, чем решиться на это, обдумайте, взвесьте, серьезно рассмотрите этот вопрос. Можно разными способами помочь себе, но лучше всего отдаться общественной деятельности, науке, спорту, и ждать, ждать и выбирать, – ибо хороший длительный брак возможен только тогда, когда люди друг друга любят. <…>
Вот такая серьезная, глубоко сдержанная, вдумчивая, красивая любовь должна быть у нас взамен разврата буржуазии и «нигилистячего» взгляда на «голую» половую потребность[133].
Так или иначе, благодаря ли стараниям Луначарского или скорее благодаря природной консервативности большая часть отечественных женщин революции сознания не испытали. Им по-прежнему совершенно по-мещански хотелось замуж, хотелось детей и домашнего уюта. После того, как горячка революционных лет сменилась более или менее спокойным существованием, выяснилось, что институт семьи претерпел гораздо меньшие изменений, чем ожидалось. На место церкви заступил ЗАГС. Это отразилось и в словоупотреблении. Словосочетание «гражданский брак», которым в дореволюционной России обозначали брак нецерковный, стало употребляться в отношении брака официально не зарегистрированного. Таким образом, пресловутый «штамп в паспорте» из бюрократической отметки превратился в сакральный символ семейного союза. С восстановлением традиционной семьи восстановились и сопровождающие ее быт девиации. В том числе адюльтер и проституция.
Однако, согласно всё той же марксистской теории, социально-экономической базы для проституции в СССР не было. Значит, ее быть не должно. То, что реальность от теории отличается, мало кого смущало: раз не должно – значит, и не будет. Проституцию стали ликвидировать силовыми методами. «Жриц любви» собирали в специальные учреждения закрытого типа, где они проходили «трудовую реабилитацию». Другими словами, проституток сажали в лагеря. И через некоторое время проституция как явление была действительно ликвидирована.
Специальных уголовных или административных статей за проституцию в советских законах не было и быть не могло. Ведь официально считалось, что проституция отсутствует по причине более глубокой, чем банальный запрет. Для желающих заняться ею были иные методы воздействия. Прежде всего, статья за «тунеядство» (ст. 209 УК РСФСР). Человек, который нигде официально не работал, подлежал уголовному наказанию вплоть до тюремного заключения. Так или иначе, но трудоустраиваться приходилось, а совмещать работу проститутки с трудом, например, ткачихи было невозможно. Тем более что советский трудовой коллектив был весьма сплоченным организмом, обладавшим большим набором инструментов воспитательного воздействия. Понятно, что в любой сети можно отыскать прорехи. Были женщины «свободных нравов», которые в некоторых ситуациях могли брать с мужчин деньги. Но как массовое явление регулярная проституция в СССР действительно отсутствовала.
Перестройка кардинально изменила эту ситуацию. Ослабление контроля над частной жизнью граждан привело к возрождению старинного промысла. Кроме того, в искусстве наметился отчетливый тренд на поэтизацию «древнейшей профессии». В 1989 г. на экраны СССР вышел фильм «Интердевочка», посвященный судьбе представительницы особенно престижной «касты» советских проституток – проститутки валютной, обслуживавшей иностранцев в гостиницах. Главную роль в фильме талантливо сыграла Елена Яковлева. Возможно, фильм задумывался авторами как социальная трагедия. Главная героиня на протяжении всего фильма страдает. Ее мать, простая советская учительница, узнав о ремесле дочери, кончает жизнь самоубийством. Швеция, куда Интердевочка уезжает с богатым мужем, оказывается чуждой, враждебной страной и пр.
Однако эффект от фильма оказался совершенно нелинейным. Обаятельная героиня Елены Яковлевой оказывается образцом и примером для подражания миллионов советских девочек и девушек. Это не означает, конечно, что все эти миллионы подались в проститутки. На такое количество проституток не нашлось бы достаточно платежеспособных потребителей. Но факт: по опросам школьников конца 1980-х – начала 1990-х гг. валютная проститутка оказалась в топе престижных профессий, решительно потеснив оттуда привычных в советское время врачей и учителей. Жизнь проститутки в фильме показана как интересное приключение сильной и волевой женщины, протекающее на фоне шикарных заграничных шмоток и автомобилей. Современному российскому школьнику, пожалуй, уже и не понять, какое впечатление производили на позднесоветского школьника иностранные джинсы; сложно понять, как желание обладать белыми кроссовками может