— О, как я ненавидела тебя в ту ночь! — воскликнула миссис Кент. — Но мне не следовало говорить тебе то, что я тогда сказала. Всю мою жизнь я говорила то, чего не следовало. Однажды я сказала ужасные слова… такие ужасные слова. Они до сих пор звучат у меня в ушах. А помнишь, что ты тогда сказала мне? Именно твои слова заставили меня разрешить Тедди уехать. Так что это все твоих рук дело. Если бы он не уехал, ты, возможно, не потеряла бы его. Жалеешь о том, что тогда сказала?

— Нет. Если что-то из того, что я сказала, расчистило для него дорогу, я рада… рада.

— Ты сделала бы это снова?

— Да.

— И ты не испытываешь ненависти к Илзи? Она получила то, о чем мечтала ты. Ты должна ненавидеть ее лютой ненавистью.

— У меня нет никакой ненависти к ней. Я глубоко люблю Илзи, как всегда любила. Она не взяла у меня ничего, что когда-либо было моим.

— Не понимаю я этого… не понимаю, — прошептала миссис Кент. — Моя любовь не такая. Может быть, поэтому она всегда делает меня такой несчастной. Нет, к тебе у меня теперь ненависти нет. Но, ох, как я тебя ненавидела! Я знала, что Тедди любит тебя больше, чем меня. Разве вы с ним не говорили обо мне… не осуждали меня?

— Никогда.

— А я думала, что вы говорили. Люди всегда сплетничали обо мне… всегда.

Неожиданно миссис Кент яростно ударила в ладони.

— Почему ты не сказала мне, что больше не любишь его? Почему ты не сказала, даже если это ложь? Я ведь это хотела услышать. Я могла бы поверить тебе. Марри никогда не лгут.

— Какое это имеет значение? — снова воскликнула Эмили, для которой этот разговор был пыткой. — Моя любовь теперь для него ничего не значит. Он принадлежит Илзи. У вас, миссис Кент, больше нет причин ревновать его ко мне.

— Я не ревную… нет… не в этом дело. — Миссис Кент смотрела на нее как-то странно. — Если бы я только решилась, но нет… но нет, слишком поздно. Теперь это было бы бесполезно. Сама не знаю, что я говорю. Только… Эмили… заходи ко мне иногда, хорошо? Мне здесь одиноко, очень одиноко… и гораздо хуже теперь, когда он думает только об Илзи. Письмо с его фотографией пришло в прошлую среду… нет, в четверг. Теперь дни так мало чем отличаются друг от друга. Я поставила ее там, но от этого еще тяжелее. Он и на этой фотографии думает о ней… Разве не видно по его глазам, что он думает о женщине, которую любит? Я для него теперь ничего не значу. Я ни для кого ничего не значу.

— Если я приду повидать вас, вы не должны говорить о нем… или о них, — сказала Эмили с состраданием.

— Не буду, не буду. Хотя это не помешает нам с тобой думать о них, правда? Ты будешь сидеть там, а я здесь… и мы будем говорить о погоде, а думать о нем. Как забавно! Но, когда ты по-настоящему забудешь его, когда тебе по-настоящему будет все равно… ты скажешь мне, правда?

Эмили кивнула и поднялась, чтобы уйти. Она не могла больше слушать эту женщину.

— Если я что-то могу сделать для вас, миссис Кент…

— Я хочу покоя… покоя, — сказала миссис Кент с безумным смехом. — Ты можешь найти его для меня? Разве ты не знаешь, Эмили, что я призрак? Я умерла много лет назад. Я бреду во тьме.

Закрывая за собой дверь, Эмили слышала, как миссис Кент зарыдала… Со вздохом облегчения Эмили направилась к хрустящим под ногами широким полям, к ветру, ночи, теням и морозной луне. Ах, здесь можно было дышать!

Илзи приехала в мае, веселая, смеющаяся Илзи. Пожалуй, даже слишком веселая и оживленная, подумала Эмили. Илзи всегда была беспечным, легкомысленным существом, но все же порой бывала и серьезной. Теперь же она, похоже, превращала в шутку все, даже свою свадьбу. Тетя Элизабет и тетя Лора были несколько шокированы ее поведением. Девушка, которой так скоро предстоит принять на себя обязанности замужней женщины, должна быть более вдумчивой и серьезной. Но Илзи в разговоре с Эмили назвала их «викторианскими чучелами». Она болтала без умолку, когда они с Эмили оставались наедине, но, вопреки выраженному прежде в ее письмах желанию поговорить «по душам», никогда не затрагивала никаких важных тем. Возможно, это была не совсем ее вина. Эмили, хоть и приняла решение оставаться все той же верной подругой, что и прежде, держалась немного холодно и отчужденно. Эта холодность была вызвана тайной душевной болью и отчаянным стремлением ее скрыть. Илзи чувствовала эту холодность, хотя совершенно не подозревала о причине. Просто Эмили сделалась немного чопорной, как все в Молодом Месяце. И это естественно, ведь она столько времени прожила здесь одна с этими милыми старыми допотопными существами.

— Когда мы с Тедди вернемся из свадебного путешествия и заживем своим домом в Монреале, ты будешь проводить у нас каждую зиму, милочка. Непременно! Молодой Месяц — прекрасное место летом, но зимой ты, должно быть, чувствуешь себя похороненной заживо.

Эмили ничего не обещала. Она не могла представить себя гостьей в доме Тедди. Каждую ночь она говорила себе, что, вероятно, не вынесет еще одного такого дня. Но когда новый день начинался, оказывалось, что прожить его все-таки можно. Можно было даже спокойно говорить с Илзи о платьях и подробностях свадьбы. Платье из голубого шелка стало реальностью, и Эмили примерила его за два дня до приезда Тедди. Свадьба должна была состояться всего через две недели.

— Ты выглядишь в нем как мечта, Эмили, — сказала Илзи, растянувшись на кровати Эмили с грацией и небрежностью кошки. Сапфир Тедди темнел на ее пальце. — Рядом с тобой все мое бархатное и кружевное великолепие покажется нарочитым и вульгарным. Я говорила тебе, что Тедди привезет с собой Лорна Холзи? Холзи будет шафером. Я просто трепещу… великий Холзи! Его мать тяжело заболела, и он боялся, что не сможет приехать. Но любезная старая леди внезапно выздоровела, так что он все-таки приезжает. Его новая книга пользуется сенсационным успехом. Все в Монреале от нее без ума. Он ужасно интересный и совершенно потрясающий малый. Как было бы чудесно, если бы вы с ним влюбились друг в друга, а? Эмили?

— Не сватай меня, Илзи, — сказала Эмили со слабой улыбкой, снимая голубое платье. — Я всем своим существом чувствую, что добьюсь положения старой девы — а это совсем не то же самое, что стать старой девой не по своей воле.

— Конечно, физиономия у него, как у гаргульи[77], — сказала Илзи задумчиво. — Если бы не это, думаю, я могла бы сама за него выйти. Я почти уверена, что могла бы. Ухаживая за мной, он спрашивал мое мнение обо всем. Это такой у него способ ухаживать. Было приятно. Но почему-то я чувствовала, что, если бы мы поженились, он перестал бы спрашивать мое мнение. Это было бы не очень приятно. Вдобавок никто никогда не может сказать, что этот человек на самом деле думает. Он может смотреть на тебя так, словно обожает, а думать при этом о гусиных лапках в уголках твоих глаз. Между прочим, разве Тедди не настоящий красавец?