Встретилась. Смутились и она, и он. Король что-то тихо сказал, маркиза так же тихо ответила. На этом беседа была закончена, но от тех, кто стоял рядом, не укрылся взгляд его величества. Он подбадривал фаворитку: умница, все прекрасно!

Но это только начало. Теперь нужно так же с тремя реверансами попятиться, умудрившись не наступить на собственный шлейф, порванного платья или вообще падения Версаль не простит. Мерси, госпожа де Тансен! Огромное спасибо за мучения с тяжелым шлейфом в Этиоле, зато теперь он исключительно элегантно оказался там, где мог красоваться, не рискуя попасть под каблук туфельки.

При всем желании заметить неловкость или ошибку придворные не сумели этого сделать. Ну не было неловкости в поведении фаворитки, если, конечно, не считать таковой явное смущение ее и короля.

Графиня д’Эстрад сзади зашептала:

– Молодец! Вы прекрасны!

Жанна чуть перевела дух, теперь церемонию предстояло повторить у королевы, потом у дофина, у дофины, у дочерей короля. Но там ее никто не будет подбадривать взглядом. Напротив, там она совсем не желанная гостья, и помочь Людовик ничем не сможет. Ему осталось ждать в своем кабинете, делая вид, что занят беседой с придворными. Король был совершенно не в состоянии беседовать, пока его возлюбленная проходила тяжелое испытание. Но делать вид, что слушает собеседников, и рассеянно отвечать его величеству не пришлось, потому что придворные страстно желали присутствовать при остальной части экзекуции маркизы де Помпадур, даже если не в самих апартаментах, то хотя бы рядом, а потому под разными предлогами поспешили покинуть королевский кабинет.

Людовик оглядел опустевшую комнату и вдруг расхохотался:

– Герцог, идите уж и вы. Лучше расскажете мне, как все прошло. Пока маркиза держалась весьма уверенно.

Ришелье покинул короля тоже с видимым удовольствием, пообещав немедленно все рассказать.

Когда маркиза вошла в кабинет королевы, шум затих не только в нем самом, но и в прилегающих галереях и, кажется, во всем Версале. Дамы затаили дыхание, чтобы услышать, что именно скажет королева новой фаворитке своего мужа. Маркиза элегантна. Потому похвалить платье будет не слишком большим прегрешением, вернее, просто похвалить его. Если честно, то хвалить нужно очень.

Снова три реверанса и в поклоне уже совсем рядом с ее величеством наклон, чтобы поцеловать край платья королевы, выражая почтение. Все получилось, кроме одного: делать это нужно со снятой перчаткой, а та возьми да не удержись во второй руке! Но конфуза не получилось, перчатку подняла принцесса де Конти, оказавшаяся рядом, а сама королева в ответ на заверения маркизы в уважении и желании быть приятной ее величеству принялась говорить о… госпоже де Сессак, с которой дружна госпожа де Помпадур.

Обе говорили очень тихо, и если бы дамы не боялись пропустить хоть слово из этой беседы, по Версалю пронеслась бы целая волна ахов. Она все равно пронеслась, потому что беседа получилась немыслимо продолжительной. Жанна уже отправилась в кабинет дофина, а дамы шепотом передавали друг дружке потрясающую новость:

– Было произнесено двенадцать фраз!

– Представьте себе, целых двенадцать!

– Нет, нет, не о платье или прическе! Об общей знакомой!

На целый день госпожа де Сессак сделалась самым обсуждаемым лицом в Версале, все стали вспоминать, где же могла подружиться с ней королева, а где фаворитка…

А у Жанны продолжалось представление. Она посетила дофина, вдруг поразившись тому, насколько тот похож на отца. Луи-Фердинанд действительно внешне во многом повторил короля Людовика, но только внешне. Угрюмый и недовольный, он едва пробормотал что-то сквозь зубы в ответ на приветствие любовницы отца, ничем не выказав своего расположения.

Не лучше оказалась и дофина. Мария Терезия Испанская просто не знала, как себя вести в подобном случае, а потому смотрела на фаворитку отсутствующим взглядом, не выражая ни радости, ни недовольства. У Жанны мелькнула мысль: как уснувшая рыба.

Неприветливо встретили любовницу отца и две старшие дочери короля – Аделаида и Анриетта.

Это, конечно, подпортило настроение маркизы де Помпадур, но совершенно испортить праздник не смогло. Она великолепно держалась все это время, и только когда закрылась дверь в ее квартирку в бывших покоях мадам де Шатору, Жанна позволила себе расслабиться и просто рухнула в кресло без сил, чтобы посидеть с закрытыми глазами.

Но закрыть их не удалось, потому что из спальни донесся тихий смех и на пороге появился поджидавший ее король!

– Поздравляю! Лучше выдержать представление не смог бы и я сам. Вы были великолепны.

– Сир…

– Мадам, теперь вы придворная дама и можете появляться у короля и королевы в любой день, присутствовать на балах, ужинах и вообще в моем сердце.

Жанна чуть лукаво блеснула глазами:

– А разве я не была там до сих пор?

– Были, конечно же, царили. Но теперь вам предстоит царить и в Версале. Я приду вечером…

Король исчез за гобеленом, скрывавшим потайную дверь на лестницу, ведущую в его собственные покои, а Жанна осталась осознавать свой успех.

То, что успех был полным и безоговорочным, подтвердили все пришедшие к ней в течение дня: графиня д’Эстрад, герцогиня де Бранка, госпожа де Лашо-Монтобан и даже принцесса де Конти, решившая, что помнить свое знакомство со столь уверенной фавориткой, милостиво принятой ее величеством, пожалуй, лучше, чем делать вид, что ты ее не знаешь. Мало ли как повернет…

Принцесса принесла потерянную фавориткой перчатку, это был хороший повод поддержать неожиданное знакомство. Перчатку можно было отослать и с горничной, но почему бы не воспользоваться возможностью заглянуть туда, куда рвались многие, при этом категорически отказываясь признавать хозяйку.

Принцесса де Конти, попав в заново отделанные покои фаворитки, больше глазела по сторонам, чем поддерживала разговор с той, которую вроде представляла ко двору. Маркиза душевно поблагодарила принцессу за оказанное содействие, выслушала ее вздохи по поводу того, что, конечно, вести себя при дворе еще нужно научиться, если маркиза пробудет в Версале некоторое время, то у нее, несомненно, будет возможность освоиться и усвоить некоторые правила «этой страны»! «Этой страной» назывался королевский двор.

Получилось изящно пнуть фаворитку, словно усомнившись, пробудет ли та на своем месте так долго, чтобы успеть хоть что-то выучить. Жанна мысленно усмехнулась, но ответила очень любезно, что если бы принцесса была столь добра, чтобы преподнести ей правила «этой страны», то их усвоить удалось бы гораздо быстрее.

Вот еще, не хватало учить самозванку привалам этикета! К тому же она только что продемонстрировала, что прекрасно во всем разбирается! Ничего, короля никогда надолго не хватало, пройдет любовный угар и он поймет, что не стоило связываться с простолюдинкой и тем более вводить ее в круг придворных. Губы принцессы приветливо улыбались, в то время как внутри зрела ехидная мысль, что завтра же дамы могут просто отвернуться от самозванки, оскорбленные самой необходимостью находиться рядом с особой, происхождение которой вызывает столько нареканий.