«Да, – только и могла думать я, не рассуждая о последствиях, не думая о будущем. – Да!»

Ни смущения. Ни тревоги. Лишь бурлящий в крови жар.

Прогнувшись и слегка ударившись затылком о стекло, я подставила шею под горячие губы, а живот и грудь – под сильные, но удивительно чуткие пальцы, проникшие под свитер.

Хотелось прижаться еще теснее, обхватить плотнее, но что-то мешало. Я недовольно поморщилась и покосилась на правую руку. И с удивлением осознала, что все еще держу чашку, из которой пила кофе. И в свете луны было отчетливо заметно, как эта рука медленно, но необратимо покрывается шерстью…

«Хракс!» – мысленно вскрикнула я, осознавая, что тут, прямо на глазах Ковальского, превращаюсь в собаку. И пройдет всего несколько секунд, прежде чем он тоже осознает происходящее, а я не знаю, что делать.

Покосившись на темную макушку прямо перед собой, я сглотнула, а потом с размаху ударила Глеба чашкой по голове.

– Прости… – в ужасе выдохнула я, глядя, как маг мешком валится мне под ноги. – Ты ведь не понял бы. Вот так сразу…

Ковальский мне не ответил. Он валялся на полу среди осколков, с комочками кофейной гущи на волосах и одежде.

– Надо что-то делать. Быстро, – одернула я себя, заметив изменения и на второй руке, но все же всхлипнула. – Нет времени лить слезы и просить прощения.

* * *

Глеб хмуро потер виски и тут же зашипел от боли, в который раз за день забыв о шишке и царапинах на голове. Утром, очнувшись на полу на кухне, следователь долго не мог свести концы с концами и объяснить произошедшее, а потом просто наплевал на странный эпизод, решив подумать обо всем в свободное время. У него было много иных забот, и расследование стояло в самом верху списка. Но, отвлекаясь, рейян снова и снова задевал тонкую царапину у уха, оставленную разбитой чашкой. Влодек немного подлатал коллегу, но не до конца, и боль возвращала старшего следователя к мыслям о двух непонятных снах и собственных бессознательных перемещениях по дому.

– Ты слишком много думаешь о деле и о Кларе Новак, – предположил Завацкий, которому Глеб рассказал о случившемся в общих чертах. – Не ищи тут ничего таинственного. Наверняка сам встал ночью и сварил себе кофе.

Никогда не страдавший лунатизмом, Ковальский недолго хмурился из-за такого объяснения случившегося, а потом на все наплевал и занялся более важным делом – разбором бумаг.

– Уважаемый рейян Ковальский? – мягко позвала Зузанна, останавливаясь у стола старшего следователя. – Старший следователь?

Глеб без энтузиазма поднял взгляд от записей и вопросительно глянул на рейну Пштиль.

– А что вы храните во всех этих шкафах? – уточнила блондинка.

Писательница явно хотела вовлечь Ковальского в беседу, но Глеб, переведя взгляд на плохо прикрытые дверцы, внезапно просветлел лицом и вскочил. Обогнув удивленно вскрикнувшую рейну, старший следователь ринулся к шкафам и принялся быстро открывать ящики. Давидовский молча вздернул брови, Завацкий тихо хмыкнул, уже выучив, что его начальник ведет себя подобным образом перед тем, как найти важные улики или ответы на терзавшие его вопросы. Собака сонно приоткрыла один глаз, но тут же вновь зажмурилась и уткнулась носом в скрещенные лапы. И только Зузанна и ее помощник таращились на Ковальского в недоумении.

– В этих шкафах мы храним много чего, – стараясь быть вежливым, объяснил блондинке Вольшек. – В нашем деле нельзя полагаться только на закон и свой опыт. Существует множество нюансов… Порой может понадобиться что-то совершенно неожиданное. И у нас тут хранится много всего. Есть книги по демонологии, справочники по магии, старые и новые законники, сведения по прецедентным делам, подшивки газет, списки различных учреждений, карты…

– О! – выдохнула рейна и улыбнулась Давидовскому, но улыбка вышла фальшивой, а в глазах мелькнуло недовольство.

Глеб же, ничего не замечая, извлек из шкафов несколько папок и принялся яростно их листать, выискивая что-то одному ему ведомое.

– Ну вот же! – воскликнул он через какое-то время и схватил блокнот, намереваясь сделать несколько выписок.

– Что такое? – спросил Завацкий, приподнимаясь, но всех отвлек какой-то шум в коридоре, приближающиеся голоса и стук в дверь.

– Кого еще принесла нелегкая? – поморщился Ковальский, но от блокнота не оторвался, сосредоточившись на записях.

– Старший… Старший следователь! – пробасил от дверей жандарм Кебич, которому сегодня выпало дежурить в холле. – Я тут…

– Дайте же войти! – недовольно оборвал его рейян Войц.

Глеб с удивлением воззрился на ворвавшегося в управление музыканта. Микель Войц сменил домашний халат на темно-фиолетовый костюм-тройку и дорогущее темно-коричневое пальто с блеском, но из-за растрепанных седых кудрей выглядел не уважаемым жителем Броцлава, а склочным драчуном, которого притащили в жандармерию для составления протокола.

– Рейян Войц? Что произошло? – спросил Ковальский и, кивнув Кебичу, указал музыканту на стул у своего стола. – Присаживайтесь.

– Что случилось? – не понижая тона, воскликнул старик. – Это я вас спрашиваю, почему ничего не происходит?!

Маги слаженно переглянулись, и Глеб, хмурясь, опустился на собственный стул.

– Простите, уважаемый рейян Войц, но… о чем вы? – уточнил старший следователь.

Музыкант всплеснул руками, окинул Глеба возмущенным взглядом и заявил:

– Мои флоксы! Никто так и не потрудился компенсировать мне ущерб!

Влодек поперхнулся воздухом, а Зузанна Пштиль с явным интересом подалась вперед. Даже безучастный ко всему Максим покосился на старичка.

– Мм… – опешил Ковальский. Он и думать забыл о клумбах Микеля Войца, не до них было, да и не волновали они его с самого начала. – Рейян Войц, вы о чем?

– О компенсации! – твердо повторил скрипач. – Кто и когда компенсирует мне за повреждения?

– Видите ли, убит человек, мы ведем расследование, а ваши цветы… Это ведь только цветы, – помолчав с секунду, ответил старший следователь, не веря, что приходится обсуждать столь нелепую тему.

– Вот-вот, уже осень, – поддержал коллегу Завацкий. – От дождей ваши флоксы пострадают явно больше.

Войц взвился со стула как ужаленный, завопил, размахивая руками, и заметался по комнате.

– Да как вы можете?! Я! Я! Я заслуженный!.. Уважаемый! А вы!.. Вы!

Тут музыкант заметил собаку, крякнул и почти кузнечиком отпрыгнул подальше, уже яростнее продолжив:

– Я требую справедливости! Я переехал в этот город не для того, чтобы терпеть здесь весь этот беспредел! Мало мне было того, что через дорогу расположена аптека, так еще и с переездом этой… рейяны Мнишек совсем жить стало невозможно!

Глеб переглянулся с Влодеком, но не стал перебивать скрипача, ожидая, что же еще в порыве гнева он выскажет магам.