– У меня чуткий слух. Я просыпаюсь от любого шороха! Днем ладно, можно многое стерпеть, даже толпу, что снует туда-сюда с утра и до вечера, но ночью!.. – сверкая глазами, воскликнул рейян Войц. – Собаки! Эти… Пашкевич с Гончарек… две сплетницы! Я уж надеялся, что Новак будет приличным человеком, с пониманием, с воспитанием! А он… Никакой порядочности! Никакого такта! А ведь не мальчик! И туда же!.. Личная жизнь у него. – Мужчина недовольно насупился. – За мой счет! Ходят и ходят. Дверями стучат, каблуками. Шушукаются! Смеются. И ладно бы там… по понедельникам, средам и пятницам, а то даже без графика! А я просыпаюсь! Разве же честные и порядочные люди так поступают? И чем все закончилось? Новак мертв, у меня вытоптали все флоксы, а к этой Мнишек и неделю назад, и теперь все равно кто-то таскается по ночам.

Глеб хмыкнул и улыбнулся. Он уже не жалел, что оказался в управлении, когда заявился Войц. Приход соседа Новаков поставил на место еще пару моментов. Картина постепенно вырисовывалась.

– Уважаемый рейян Войц, – вклинившись между воплями музыканта, решительно начал старший следователь, – я понимаю ваши претензии, но Броцлавское управление магконтроля вряд ли способно вам помочь.

– Да вы…

– Вам бы к нашему мэру, – не дав мужчине продолжить, сказал Ковальский, – а лучше к шефу жандармов, рейяну Петшиковскому. Уж он-то явно сможет вам посодействовать в достижении справедливости. Тем более именно его подчиненные топтали ваши флоксы без должной осторожности.

Было видно, что Микель Войц воспрянул духом. Пользуясь этим, Глеб велел Завацкому:

– Влодек, проводи уважаемого рейяна в приемную шефа.

Младший из магов тихо хмыкнул, но кивнул и поднялся из-за своего стола.

– А мне нужно еще раз осмотреть дом Новаков, – тоже поднимаясь, предупредил старший следователь коллег.

Влодек заинтригованно глянул на приятеля, но был вынужден уйти.

– Ты что-то понял? – предположил Давидовский, когда Войц покинул комнату.

– Почти все, – усмехнулся Ковальский.

– Правда? – опешил Вольшек.

– Почти. Нужно лишь уточнить. Многое уточнить. И именно этим я и займусь, – с кивком сказал маг.

– О! Вы идете на место преступления? – обрадовалась Зузанна. – Можно мне с вами?

– Нет, – отрезал Глеб.

– Но!.. – возмутилась блондинка.

– Это не развлечение, а работа, – проигнорировав восклицание, продолжил Ковальский. – Но не переживайте, все самое интересное вы узнаете в тот же момент, что и остальные.

– Правда? – недоверчиво уточнила рейна Пштиль.

– Да, – спокойно подтвердил старший следователь и улыбнулся. – Мне пора. – Он встал и сдернул со спинки стула пальто. – Клара, за мной!

* * *

Дом встретил Глеба могильной тишиной и запустением. Всего за несколько дней место, где обитали прежде лучистая и яркая Клара Новак и ее добряк-отец, будто посерело, поросло невидимой пылью. Словно пропиталось дождями, что основательно обосновались в городе. Поблекли краски, посерели беленые стены на первом этаже, закряхтели половицы. И даже в воздухе витали сырость и холод.

Следователь передернул плечами, хотя ему и не было холодно в пальто, и принялся медленно обходить дом, в очередной раз рассматривая каждый предмет мебели, декора, каждую мелочь.

Собака медленно следовала за ним, то и дело замирая в разных частях дома. Ее уши обвисли, а шерсть как-то враз потеряла блеск, будто и зверю передалась опустошенность покинутого дома.

– Где же твоя тезка? – спросил Ковальский, осматривая посуду на кухне.

В гостиной он ничего не приметил. С виду – в целом уютное место, но, если задуматься, в комнате не было ничего, что как-то характеризовало бы владельцев. Все обезличено. Обычный диван, обычные кресла. Плед, подобный которому можно купить и в Броцлаве, и в Вельне, и в Клецке, и в Гаруче, и в каких-нибудь Красных Будах далеко на востоке королевства. Да и в картинах не наблюдалось ничего примечательного: чуть выцветший лиенский пейзажик акварелью, гравюрное изображение Высокого Брега и тройка пристойных натюрмортов из цветов и фруктов. Что-то подобное мог купить и сам Новак, и его сбежавшая жена, и сосед-музыкант рейян Войц. Ни о вкусе, ни о пристрастиях жильцов картины не сообщали.

Чуть больше личного нашлось на кухне. Но Глеб сразу понял, что постаралась в этом Клара, а не ее отец. В шкафах и на полках стояло много разномастной посуды. Складывалось впечатление, что рейна Новак едва ли не каждый квартал покупала по паре-тройке новых тарелок и чашек, выбирая их по собственному настроению. Был здесь и тонкий, почти прозрачный дорогущий фарфор с голубой глазурованной росписью, и чуть грубоватые глиняные миски, расписанные природными мотивами и природными же цветами, и цветное стекло с резьбой и завитушками…

Но все эти предметы казались достаточно новыми. Ковальский никак не мог найти хоть что-то, что относилось бы к дальнему прошлому, то, что хозяин принес с собой из своей холостяцкой жизни как память.

У самого старшего следователя таковыми были вязанные бабушкой носки. Он их любил, носил с удовольствием, мирясь с колкостью шерсти, и не выбрасывал даже те, что истрепались до дыр. А еще большущая кружка, подаренная товарищами по академии. Кружка была нелепой, какой-то кривой и всякий раз веселила Глеба забавной надписью на боку: «Не спрашивай у коваля угольев, а у Ковальского конспектов». Рейян и сейчас помнил, как на первых курсах едва успевал на занятиях. Его с первых месяцев взяли помощником куратора, и будущий старший следователь разрывался между обязанностями секретаря-писаря при практикующем следователе, посещениями занятий и переписыванием пропущенных лекций. Но в итоге перед экзаменами у Ковальского каким-то чудом был самый полный конспект, которому завидовали его друзья-лентяи и который рейян не выпускал из рук до самой последней минуты. Так и появилась легенда и общая шутка о том, что Ковальский, как тот кузнец, у которого или нет углей, или самому нужны.

Улыбнувшись этой мысли, Глеб открыл угловой шкаф и тут же приметил на верхней полке весьма необычные емкости: набор из четырех латунных кружек, похожих на подстаканники из гномских поездов. Следователь снял одну кружку и хмыкнул, разглядывая немного помятый бок и рисунок, в который навечно въелась копоть: горы понизу и завитки облаков над ними.

– Ну вот, – хмыкнул Глеб. – Все и сошлось.

Собака, сидевшая в центре кухни, склонила голову набок, будто задавая вопрос, и Ковальский не удержался от пояснения:

– Теперь мне почти все ясно.

Он завернул кружку в кухонное полотенце и продолжил осмотр дома. Старший следователь вновь поднялся на второй этаж, прошелся по комнате Казимира Новака, постоял в спальне Клары, перед уходом тронув неровные стекляшки лампы, покрывшиеся пылью, и с печальной улыбкой спустился вниз.

– Пойдем, – позвал он собаку. – Я закончил.

На улице Ковальский некоторое время стоял, невесело подняв голову к небу, а потом сошел с тротуара и направился к дому Ирены Мнишек.