поспать. Марианна проводила ночи возле меня в кресле; ее дочерняя преданность заставляла меня страдать еще больше. Все во мне умерло, я испытывала лишь удивление от того, что я все еще здесь, тогда как его, моего любимого, больше нет.

Я прожила у актрисы восемь дней в полном уединении. За исключением моих родственников, доктора и Армана де Сен-Совёра, никого не видела. Однако великий актер того же театра, откуда мадемуазель X., случайно увидел меня, когда по ошибке вошел в ее комнату. Он сказал мне много теплых слов, а закончил так:

– Его высочество там, где ему было предназначено место: в Петропавловской крепости, усыпальнице Романовых.

Хотя подробности убийства я узнала много позже от доктора Мальцова, содержавшегося в тюремной больнице вместе с великим князем и рассказавшего мне их в Финляндии, я дрожащей рукой изложу их в этом месте.

Когда в полдень 15/28 января за моим мужем приехал солдат на автомобиле, комиссары вызвали доктора Мальцова. Они приказали ему передать «заключенному Павлу Романову», чтобы тот приготовился к отъезду. Доктор Мальцов вошел в камеру, которую великий князь делил с полковником К.

– Ваше высочество, – сказал он, – соблаговолите собрать ваши вещи и одеться; вы покидаете это место.

– Я наконец свободен? – радостно спросил великий князь.

– Мне приказано подготовить вас к отъезду, вас повезут на Гороховую.

– Возможно, чтобы освободить, – предположил полковник.

Великий князь грустно покачал головой.

– Нет, – сказал он, – это конец. Я чувствую, что все кончено. Я предчувствовал это уже много дней. Доктор, обещайте мне передать моей жене и детям, что я горячо их любил. Скажите также, что перед смертью я прошу прощения у всех, кого обидел в жизни. А теперь помогите мне собрать вещи и пойдемте.

Вечером в среду в ЧК великий князь обратился к одному грузину, которого освобождали, с просьбой позвонить мне по телефону, что его перевели на Гороховую. Грузин этого не сделал, возможно, из страха или не смог дозвониться. Доктор Мальцов мне рассказывал впоследствии, что старый тюремный надзиратель, присутствовавший при убийстве, клялся ему душой, что говорит правду: великого князя Павла привезли на Гороховую одного и продержали там до десяти часов вечера среды. Ему сказали, что его увезут, но его вещи останутся здесь. Его отвезли на автомобиле в Петропавловскую крепость; остальных трех великих князей доставили туда прямиком со Шпалерной. Их заперли в темные камеры Трубецкого бастиона. В три часа ночи два солдата по фамилии Благовидов и Соловьев заставили их выйти раздетыми по пояс и отвели на Монетный двор, напротив собора. Там был вырыт глубокий общий ров, в котором уже лежали тринадцать тел. Солдаты выстроили их вдоль рва, и совершилось ужасное преступление. За несколько мгновений до того старый служитель услышал, как великий князь Павел произнес громким голосом:

– Господи, прости им, ибо не ведают, что творят…

XLI

Я прожила уже шесть дней у актрисы, чьи заботы придавали мне сил. У нее была подруга, которая часами сидела у моей двери на случай, если я попрошу стакан воды или чашку чая. Подруга эта, которую звала Тамара, по ночам стирала мои носовые платки, мокрые от слез, потому что после церковной службы я плакала не переставая. Утром седьмого дня, 26 января/8 февраля, Арман де Сен-Совёр позвонил мне по телефону и сказал:

– Мой дорогой друг, я только что встречался кое с кем, кого вы должны принять сегодня в четыре часа. Это абсолютно необходимо; вы знаете, что я никогда ничего не делаю необдуманно; сделайте усилие, примите его; он придет к вам от моего имени.

В назначенный час пришел высокий молодой человек в шерстяном свитере и валенках. Его черты показались мне знакомыми. Однако из-за пережитого мною шока я никак не могла вспомнить его имя.

– Простите, – сказала я, – кто вы?

– Я граф Павлик Шувалов; я был дружкой вашей дочери, графини Зарнекау, на ее свадьбе в октябре 1917 года, а потом бывал у вас в Царском. Граф Сен-Совёр умоляет вас внимательно выслушать меня. Я приехал из Стокгольма. Уже некоторое время там циркулировали тревожные слухи относительно безопасности четверых великих князей. Барон Ялмар Линдер[78], зная, что мои функции в антибольшевистском подполье заставляют меня циркулировать между Швецией, Финляндией и Петроградом, а также зная, насколько большевики алчны и жадны до денег, передал мне четыре миллиона шведских крон, чтобы я выкупил на эту сумму свободу четверых великих князей. Увы! Я приехал слишком поздно. Завтра в пять я уезжаю обратно; вам нечего здесь делать, ваши дочери в Финляндии, Сен-Совёр настаивает на том, чтобы вы отправились к ним.

Мои бедные девочки! Сколько я вспоминала их в моей скорби, сколько с ужасом думала о том, как рассказать им правду! Мне очень хотелось снова увидеть их, прижать к сердцу, их, его дочерей…

Я поблагодарила симпатичного молодого графа Шувалова, и мы договорились, что он заедет за мной завтра, к шести часам вечера. Также мы решили, что завтра, в десять, в память великого князя будет отслужена панихида в Троицком монастыре; Марианна мне сообщила, что соберутся все друзья, оставшиеся в городе.

Поскольку я уезжала в шесть часов вечера, то пошла с моей племянницей Головиной проститься с моей старой матерью. Это прощание, ставшее последним, было душераздирающим. Безутешная мама цеплялась за меня, не желая отпускать. Я сама очень страдала, мое раненое сердце кровоточило слишком сильно, и я не находила для нее слов утешения, чтобы сказать ей. Я положила голову на ее плечо, как делала в детстве, и целовала ее морщинистые руки, заливая их слезами. Я и сейчас вижу ее, маленькую, ссутулившуюся, но с оставшимися молодыми и блестящими черными глазами, берущую мою голову обеими руками и благословляющую широким крестным знамением…

Вернувшись к актрисе, я послала Марианну и племянницу в квартиру на Фонтанке, вернуться в которую у меня не хватало сил, забрать белье и фотографии моих мужа и сына, а также письма великого князя ко мне из больницы. Граф Шувалов просил меня брать как можно меньше вещей. В пять тридцать в гостиной актрисы был отслужен благодарственный молебен. На нем присутствовали моя сестра с дочерьми, Марианна с мужем, Сен-Совёр, граф Шувалов, доктор Обнисский, актриса и ее подруга. Е.В. Пономарева тяжело заболела и не смогла прийти. Я со всеми попрощалась. Несмотря на мороз, 27 градусов ниже нуля, Марианна выбежала в одном платье, без шапки, чтобы увидеть, как я уезжаю. Мы, граф Шувалов и я, сели в сани, поставив мой чемодан на колени, и лошадь