– Это тихий, спокойный лес. Дальше идут поросшие деревьями холмы. В конце войны именно на этой земле шли ожесточенные бои, – начал рассказывать Антон немецким гостям, а заодно и телевизионщикам.

– Подождите. Терентий, давай отсюда, запишем.

Журналистка начала:

– Сейчас здесь тихий, спокойный лес. Вон там дальше виднеются холмы. В конце Великой Отечественной войны именно на этой земле шли ожесточенные бои. Впервые немцам пришлось драться и умирать на прусской земле.

– Идемте за мной.

Антон повел процессию за собой.

– Вот здесь были позиции Советской Армии. Вон там – Вермахта. Наши наступали.

– Остановимся, – скомандовала тележурналистка. – Терентий, камеру на меня. Работаем... Вот здесь были позиции Советской Армии – вон там фашистских захватчиков.

– Стоп... – сказал Терентий. – Ты же, Настя...

– Анастасия, – поправила его тележурналистка.

– Анастасия, ты же сама говорила, что впервые немецким войскам пришлось сражаться на своей территории. Поэтому надо говорить не «захватчиков», а просто «фашистских войск».

– Хорошо. Буду исторически корректна.

– Все-таки рядом с нами идут немцы.

Съемочная группа переписала на камеру фразу, украденную у Антона. Благо, Анастасия умела без запинки красиво и точно говорить.

– Работы – непочатый край, – распинался Антон. – Наших откопать. Столько пропавших без вести необходимо вернуть родственникам, истории.

– А как вы нашли отца этого барона? – спросила, пока без камеры, Анастасия.

– Случайно. Совершенно случайно, – с чувством собственного достоинства произнес Антон. – С холма после дождей оползень сошел. А мы тут на разведке были. У нас патриотический клуб «Летящий беркут», – Прокопыч ткнул пальцем в нашивку на плече гимнастерки. – Мы бойцов нашей армии разыскивам. Идем, смотрим, немецкий медальон. По нему и вышли на родственников. Копнули так, для достоверности. Определили, где и как останки лежат. Вот сообщили барону и баронессе.

Анастасия остановилась, быстро пересказала все на камеру.

– Возьми украдкой баронессу. Как она оглядывает это место.

Терентий «наехал» на фрау Энгельберту. Та была в смешанных чувствах. Видно, сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Ведь она шла по земле, которая стала последним пристанищем ее любимого человека.

Фердинанд ступал след в след за Антоном. Осматривать позиции ему не хотелось. Наверное, подозревал, что в земле могут быть неразорвавшиеся снаряды, гранаты, мины. Вообще, он хотел быстрее со всем этим покончить. Получить останки отца и распрощаться со всей этой суматохой. Ну, конечно, получить останки он хотел по всем правилам.

Наконец подошли к раскопу. Он был два на два метра по периметру, глубиной – сантиметров тридцать. Останки отца барона лежали в земле, покрытые свежей марлей.

– Здравствуйте, – поприветствовал всех из раскопа Николай Прокопьевич.

Рядом с ним на мешковине были аккуратно разложены археологические инструменты – лопата, маленький мастерок, щеточки и кисточки.

– Видите, как он лежит, – сказал Антон.

Баронесса, не отрываясь, глядела в раскоп, на то место, где под марлей лежал череп.

– Фердинанд... – прошептала она и схватилась руками за его руку. Ее малокровные губы вообще побелели.

– Наверное, полковник Пфайфельгофф поднялся над холмом, – предполагал Антон. – И тут его настигла пуля. А может, осколки от взрыва гранаты или снаряда. Это уже может сказать экспертиза.

– А что насчет генетической экспертизы? – поинтересовалась журналистка.

На этот раз она подставила микрофон ко рту Антона.

– Экспертиза сошлась... То есть, данные на идентификационном медальоне и теста ДНК подтвердили, что это именно барон Фридерик фон Пфайфельгофф, полковник Вермахта.

– Вы точно знаете, что этот медальон и эти останки принадлежат вашему отцу? – спросила Анастасия у Фердинанда.

– Да. Мы заказали экспертизу в двух лучших лабораториях Германии. Они с точностью до 99,6 процентов подтверждают, что здесь лежит мой отец. Конечно, мы еще раз перепроверим это.

«Вот сука, даже в двух лабораториях проверил, а мне Ваньку валял, фификус гребаный...» – подумал про себя Антон.

– И что вы сейчас, на этом месте, чувствуете? – не церемонясь, спросила Анастасия.

Вероника даже не смогла этот бестактный вопрос перевести.

– Что, что она спросила? – уточнил Фердинанд.

– Чувствуете ли вы горечь... Э-ээ: ужас истории, – попыталась хоть как-то исправить ситуацию Вероника.

– О, да. Это исторический кошмар, – подтвердил Фердинанд. – Двадцатый век – век костей и черепов.

– Он говорит, что чувствует, – якобы перевела Вероника, – как его накрывает кошмар истории. Он чувствует дыхание двадцатого века. Самого бесчеловечного века в истории человечества.

– А каково было нам, советским людям, потерявшим во время войны пятьдесят миллионов своих соотечественников, жить с чувством утраты, – начала комментировать перед камерой Анастасия. – Война разверзла пропасти между народами. Но среди нас есть бескорыстные люди, которые своим трудом и потом наводят мосты дружбы, – с пафосом произнесла Анастасия, а шепотом добавила: – Возьми крупно вон того дядечку в раскопе, а потом наезжай на этого, главного археолога-патриота.

Николай Прокопьевич, облаченный в форму «Летящего беркута», висевшую на нем как мешок, торчал без дела в середине раскопа. Он очень засмущался, глупо заулыбался, когда увидел, что камера уставилась на него и засиял красный огонек записи. Антон, наоборот, нисколько не смущался. Он принял позу стахановца и мечтательно посмотрел на холмы, будто готов все их перекопать.

– А теперь, – сказал Терентий, – предлагаю снять извлечение останков.

– Вы не против начать? – спросила Вероника у Фердинанда.

Он наклонился к матери, прошептал ей на ухо. Баронесса выглядела живой статуей. Глазами она согласилась.

– Давай, подавай, – крикнул Антон Николаю Прокопьевичу.

Тот своими мастеровитыми руками осторожно открывал марлю, с помощью своих инструментов извлекал кость за костью. Очищал. Клал на свежую марлю, передавал Антону. Тот укладывал их вместе. Последним извлекли пробитый осколком или простреленный пулей череп.

Баронессе, наверное, стало плохо, но она ничего никому не говорила, просто прижалась к груди сына. И хоть процедура заняла достаточно времени, она так вместе с сыном и простояла все это время.

Антон завернул кости, положил в цинковый чемоданчик, закрыл его и скорбно-торжественным голосом изрек:

– По русским обычаям близкие родственники не должны на похоронах нести гроб. Этот чемоданчик своего рода гроб вашего отца. Поэтому я предлагаю вам свою помощь. Пусть пока этот чемоданчик останется у меня. Я сам передам его в спец-учреждение на хранение. Когда уважаемая баронесса и уважаемый барон будут покидать Калининград, это чемоданчик будет их соправождать.