Я кивнул. То, как он панибратски, опуская положенные титулы и регалии, назвал Императора, не произвело на меня особого впечатления.

— Ну, ко мне попадают то там, то здесь бутылки удачного урожая, — признался я.

— Эй, Миллер, — крикнул он, махнув рукой одному из стюардов. — Адмирал Брим не откажется от кубка «Тамрона» пятого года.

Стюард смерил меня оценивающим взглядом и кивнул. Саххарро начал представлять меня остальным офицерам. Двоих из них, как и я сам, контр-адмиралов, я помнил по годам в Академии космогации; похоже, их порядком удивляло то, как это я тоже ухитрился дослужиться до адмиральских нашивок.

— Эк, однако, тебе повезло, Брим, — произнес с патрицианским жестом один из них, Дэвид Линч. — Ну, учитывая твое происхождение.

Надеюсь, я не слишком покраснел. Он не изменился ни на йоту. Помнится, он окончил Академию в числе самых негодящих рулевых, без единой крылатой кометы на груди мундира. В последнем номере «Штурвала», ежемесячного издания Академии, я прочитал, что он только-только назначен главой управления космогации на Авалоне. Интересно, и что такого он учудил, чтобы загреметь в этот конвой, да еще в роли, мало чем отличающейся от камикадзе.

— Спасибо, — ответил я, принимая свой кубок логийского. — Порой Госпожа Удача улыбается кому-то в силу самых непредсказуемых причин.

— Вот-вот, с этой старой шлюхой надо держать ухо востро! — захохотал Линч, поднимая кубок и поворачиваясь к другому контр-адмиралу, некоему Биллу Лиддлю — если память мне не изменяет, тот тоже так и не окончил летной школы.

Я пробормотал что-то невыразительное и занялся своим кубком. Вино оказалось относительно приличным. Даже жаль было переводить его на подобных недоумков! Вместе с Саххарро я двинулся вдоль барной стойки, здороваясь с людьми, с которыми имел дело, когда впервые пришел на Флот, в разгар войны, угли которой остыли еще лет десять назад. Очень скоро я понял, что мне все еще не о чем с ними разговаривать. Я жил в мире звездолетов и оружия, но никак не придворных интриг и сплетен.

Если не считать моего подбитого глаза, главное, что их интересовало, — это карескрийские эскадрильи, которые в самом скором времени должны были пополнить состав Имперского Флота. Об этом слышали даже они. Само собой, мне было известно на этот счет ненамного больше, чем им самим. Однако, раз уж я сам оказался карескрийцем, они ждали от меня осведомленности. Боюсь, что я обманул их ожидания. Впрочем, их интересовало не столько усиление Флота, сколько сама возможность расширения его за счет выходцев из нищего захолустья Империи. Я мысленно вздохнул. Эти люди давным-давно отстали от жизни, в том числе и флотской. Они продолжали жить в прошлой эпохе и подобно тому величественному, но бесполезному кораблю, на котором прилетели сюда, были обречены на вымирание — если не безжалостной войной, от которой находились теперь буквально в двух шагах, то не менее безжалостным для них миром, который наступит после нее.

В общем, не прошло и метацикла этой ерунды, как я начал оглядываться по сторонам в поисках возможности улизнуть, не разругавшись при этом с Саххарро в пух и прах. Какими бы надушенными сорочками он ни щеголял, все же оставался силой, с которой приходилось считаться. Тяжелую артиллерию не стоит раздражать без лишней на то нужды. И все же я готов был уцепиться за любую соломину, лишь бы она вытащила меня отсюда, в реальный мир — каким бы безумным он ни оказался.

Я готов был уже сдаться, пробормотать извинения и удрать, не думая о последствиях, когда в дверях возник старшина из корабельной рубки связи В руках его красовался большой красный конверт с надписью «СРОЧНО, СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Он шепнул что-то одному из стюардов, и тот тотчас же схватил со стойки небольшой колокольчик и помахал им в воздухе. — Радиограмма адмиралу Бриму! — объявил он. В воцарившейся мертвой тишине я прохромал к связисту и расписался в получении. Казалось, все до одного следили за тем, как я ковыляю в укромный угол кают-компании и, усевшись в глубокое кресло, прикладываю большой палец к печати в углу конверта. Развернув наконец его содержимое, я вчитался в слова КА'ППА-граммы:

ДФЛЕКЛМНТЬФУТЫ34560ХХЫ ВАЩЕВРТЫБОМО

(СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО)

ОТ УТРИЛЛО БАРБЮС ШФСРЖ КИФ СЕЛЕРОН АТАЛАНТА ГАДОР ГЕЛИК

КОМУ ВИЛФ А БРИМ КАДМ КИФ СЕЛЕРОН АТАЛАНТА ГАДОР ГЕЛИК

ЕСЛИ ВЕРИТЬ СЛОВАМ МИЛЛЕРА ЗПТ СТЮАРДА БАРА ЗПТ ВАС ДОНЕЛЬЗЯ УСТАЛЫЙ ВИД ТЧК ВОТ ВАМ БИЛЕТ ВОЛЮ ТЧК ЗВОНОК МОЙ КОММУНИКАТОР ТИРЕ И Я БУДУ ДВЕРЕЙ КАЮТ ДЕФ КОМПАНИИ МЕНЬШЕ ЧЕМ ЧЕРЕЗ ЦИКЛ ТЧК РУССО ЛИМУЗИНОМ НАГОТОВЕ ТРАПА ТЧК

(КОНЕЦ СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО)

ДФЛЕКЛМНТЬФУТЫ34560ХХЫ ВАЩЕВРТЫБОМО

Каким-то образом мне удалось сдержать улыбку до ушей, угрожавшую оторвать мне нижнюю челюсть. Я сложил КА'ППА-грамму, убрал ее обратно в конверт, оторвался от кресла и похромал навстречу Саххарро.

— Что, дорогой Брим, что-нибудь важное? — поинтересовался он.

— Весьма, весьма важное, адмирал, — согласился я с самым серьезным видом, на какой был способен с учетом обстоятельств. — Боюсь, мне немедленно нужно возвращаться в штаб. — Я нажал на кнопку коммуникатора в кармане и только в этот момент обнаружил, что все присутствующие смотрят на меня, разинув рот. Еще бы, много ли они видели карескрийцев, получающих пакеты с грифом «ЛИЧНО, СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»?

— Что ж, будем надеяться, ситуация не настолько серьезна, чтобы помешать вам повеселиться нынче вечером на балу, — предположил Саххарро.

— Будем надеяться, адмирал, будем надеяться, — мрачно произнес я, и тут в дверях появился Барбюс. Повернувшись к продолжавшим выказывать признаки изумления офицерам, я отвесил им легкий, почти небрежный поклон, которому научился у Саххарро. — Всего хорошего, джентльмены, — произнес я, щелкнув каблуками. — Всего хорошего, адмирал.

— До встречи, адмирал, — откликнулся тот, прицелившись в меня своим длинным носом.

Четко повернувшись на каблуках, я проследовал за Барбюсом к выходу. В общем, не прошло и метацикла, как Руссо доставил нас обратно в штаб.

* * *

Барбюс старался как мог, но чуда все-таки не произошло. Когда пришло время отправляться на устроенный Саххарро и подготовленный исключительно усилиями Коттшелла) бал, мой подбитый глаз в сочетании с хромотой все еще придавали мне вид уличного кота, которого при этом еще и выгнали со своей улицы. Право же, мне казалось, что в парадном мундире я выглядел даже хуже, чем в обычной летной куртке Это вроде как новый белый ковер — на нем даже крошечное пятнышко грязи заметнее, чем большое жирное пятно на старом. Так или иначе, ровно в семь я снова оказался на заднем сиденье роскошного лимузина, разодетый в пух и прах, как опереточный герой — в парадную фуражку, облегающий пиджак с эполетами, кружевной рубашкой и всеми прочими причиндалами, — на пути в офицерский клуб, обещавший нынче вечером быть набитым под самую завязку. До официального начала приема оставалось еще полметацикла.