Тело Рейвен, вялое и безжизненное, освободили от окровавленной одежды и положили на кровать Михаила. Были измельчены целебные травы, а некоторые даже подожжены. Лекарство заменили на другое, более сильное, чтобы предотвратить новое кровотечение. Дрожащими пальцами Михаил дотронулся до кровоподтеков на ее лице, до темных отметок, которые явственно проступили на ее молочно-белой груди, где Джейкоб преднамеренно причинил ей боль в безумном припадке ревности. Ярость охватила Михаила, и он страстно захотел сломать Джейкобу шею собственными руками.

— Ей нужна кровь, — отрывисто проговорил он.

— Так же, как и тебе.

Жак подождал, пока Михаил укрыл Рейвен простыней, прежде чем предложил свое запястье.

— Пей, пока сможешь.

Грегори дотронулся до его плеча.

— Извини, Жак, но моя кровь сильнее. В ней колоссальная сила. Позволь мне сделать эту мелочь для друга.

Жак кивнул, и Грегори сделал надрез. Наступила тишина, пока Михаил брал от Грегори его ценную кровь. Жак сдавленно вздохнул.

— Вы обменялись кровью трижды?

Он заставил свой голос звучать спокойно, чтобы не выдать недовольство своим вожаком и братом.

Темные глаза Михаила предупреждающе вспыхнули.

— Да. И если она выживет, то, скорее всего, станет одной из нас.

Невысказанной осталась мысль, что если она и сможет выжить, то лишь затем, чтобы быть уничтоженной тем, кто ее обратил.

— Обратиться за медицинской помощью к людям, чтобы спасти ее, мы не можем. Если наш способ не сработает, Михаил, доктора тем более не смогут ничего сделать, — предупредил Жак.

— Черт, ты думаешь, я не понимаю, что сделал? Ты думаешь, я не знаю, что обманул ее надежды, не смог защитить ее? Что это я поставил ее жизнь под угрозу?

Михаил сорвал окровавленную рубашку, скатал ее одной рукой и забросил в дальний угол комнаты.

— Бессмысленно оглядываться назад, — невозмутимо заметил Грегори.

На пол упали ботинки Михаила, а сам он вытянулся на кровати рядом с Рейвен.

— Она не может принять кровь нашим способом, она слишком слаба. У нас нет иного выбора, кроме как воспользоваться их примитивным методом переливания крови.

— Михаил, — предостерег его Жак.

— У нас нет выбора. Она не взяла нужное количество, и мы не можем тратить время на споры. Я прошу тебя, брат, и тебя, Грегори, как моих друзей, сделать это для нас.

Михаил притянул голову Рейвен к себе на колени, сел, откинувшись на подушки, и устало закрыл глаза, в то время как они стали готовиться.

Проживи Михаил еще тысячу лет, он не сможет забыть то первое ощущение тревоги, скользнувшее в его сознании, когда он, словно мертвый, лежал под землей. Понимание происходящего взорвалось у него в голове, и ужас сжал сердце, а в груди зашевелилась ярость. Он чувствовал, как Рейвен дрожит от страха. Чувствовал руку Джейкоба на ее драгоценном теле, зверские удары, стремительное движение ножа, разрезающего кожу и проникающего вглубь тела. Так много боли и страха. Так много чувства вины, что она не смогла защитить Элеонор и ее нерожденного ребенка.

Слабое прикосновение Рейвен проскользнуло в его сознании — похожее на шепот, полное боли и сожаления.

Мне так жаль, Михаил. Я подвела тебя.

Ее последняя отчетливая мысль была о нем. Он испытывал отвращение к себе, к Элеонор, у которой не хватило силы воли научиться ментальному общению, сфокусированному и безупречному.

С первой минуты понимания, когда он лежал, беспомощный, под землей, все его представления о жизни пошатнулись. Вырвавшись на свободу, когда и Жак поднялся вместе с ним, он ментально дотянулся до Джейкоба и погрузил окровавленный нож по самую рукоятку в горло убийцы.

Буря позволила Владу и Элеонор вырваться на свободу, не боясь ослепнуть или потерять ориентацию даже на минуту, которой ассасинам хватило бы, чтобы убить роженицу.

Михаил нашел сознание Рейвен, окружив его теплотой и любовью, и притянул ее в убежище своих рук. Игла вошла в его вену. Он не сомневался, что брат будет рядом, пока идет переливание крови. Жак держал в своих руках не только жизнь Рейвен, но и жизнь Михаила. Если она умрет, Михаил последует за ней. Он знал, что в его сердце все еще кипит ярость и существует угроза для жизни любого, кто находится сейчас рядом с ним, будь то человек или карпатец. Он только надеялся, что Грегори успеет свершить карпатское правосудие, если Рейвен суждено умереть.

Нет.

Даже в бессознательном состоянии она пыталась спасти его.

Он гладил ее по волосам.

Спи, малышка. Тебе нужен исцеляющий сон.

Он дышал за обоих, вдох и выдох, нагнетая воздух и в свои легкие, и в ее. Поддерживал ритм их сердец. Он взял на себя большую часть жизненно важных процессов в ее теле, чтобы облегчить исцеление.

Жак знал, что разум Михаила занят. Если эта женщина перестанет бороться за жизнь, они потеряют Михаила. Сейчас Михаил использовал свою силу, чтобы поддерживать ее кровообращение, биение сердца и работу легких. Это был изматывающий процесс.

Грегори встретился с глазами Жака поверх головы Михаила. Он не собирался позволить этой паре умереть. Это было в их силах — исцелить ее.

— Я сделаю это, Жак.

И это была не просьба.

Вдруг рядом с ними замерцал воздух, и появились Селесте и Эрик.

— Он предпочел последовать за ней, — тихо сказала она. — Он слишком сильно любит ее.

— Это уже точно известно? — спросил Жак.

— Он отдаляется, — ответил Эрик. — Все карпатцы могут чувствовать это. Есть хоть какой-нибудь шанс спасти их?

Жак поднял взгляд, его красивое измученное лицо, темные глаза, такие похожие на глаза Михаила, говорили, что он убит горем.

— Она борется за него. Она знает, что он предпочтет последовать за ней.

— Достаточно! — прошипел Грегори, привлекая всеобщее внимание. — У нас нет иного выбора, кроме как спасти их. Это все, что должно быть в наших сознаниях.

Селесте направилась к Рейвен.

— Позвольте это сделать мне, Жак. Я женщина, у меня будет ребенок. Я не совершу ошибки.

— Грегори — целитель, Селесте. Ты же беременна, а это очень сложная задача, — тихо отклонил ее предложение Жак.

— Вы оба уже поделились с ними своей кровью. Вы можете совершить ошибку.

Селесте отдернула простыню с живота Рейвен. Ее вздох был слышен каждому, они затрепетала от ужаса и невольно отступила назад.

— Боже мой, Жак. Нет ни единого шанса.

В ярости Жак локтем убрал ее с дороги. Но между ними встал Грегори, его прозрачные глаза скользнули по Селесте с ледяным спокойствием и жестоким упреком.