– По преступнику, – твердо ответил граф. – По преступникам траур не объявляют.

– А почему тогда гроб с телом преступника стоит в Троицкой церкви под охраной двух сержантов и открыто для прощания?

– Потому как преступник – царский сын, – чуть раздраженно ответил Меншиков.

– Какая интересная логика у вас! Когда же похороны?

– Завтра утром.

– Я должен составить донесение своему императору, – сказал вежливо резидент. – Какую причину смерти царевича я могу указать? Говорят, он не выдержал пытки?

Меншиков раздраженно посмотрел на собеседника.

– Преступник умер от чувства глубокого раскаяния, – сказал он.

Резидент кивнул.

– У вас вежливые преступники, – сказал он, слегка улыбнувшись. – Избавляют своих судей от необходимости совершать казнь.

Он поклонился и отошел в сторону.

Москва. 1794 г.

Крылов наконец расправился с яблочным пирогом и, отдуваясь, откинулся на спинку скрипнувшего стула. Агата Карловна сидела над чашкой чая, все такая же тихая и задумчивая.

– Что с вами? – спросил Крылов.

– Так, ничего… – ответила Агата нехотя. – Мне немного дурно.

– Вы больны?

Агата криво усмехнулась:

– Если вы знаете, то не надо спрашивать. А если не знаете, то вам не следует и знать.

Крылов понял, что у Агаты Карловны, вероятно, начались женские дни. «Что же, – подумал он. – Это даже кстати».

– А я вот приободрился. И хочу нанести пару визитов московским знакомым.

– Кому? – спросила Агата.

– Зачем вам? Моя личная жизнь вас не касается.

– О, – удивилась Агата. – Речь идет о даме?

Иван Андреевич кивнул.

– И кто же эта счастливица?

Крылов тяжело вздохнул:

– Это племянница брата моего отца. Только и всего. Конечно, мы с ней седьмая вода на киселе, но, при отсутствии других родственников, стараемся поддерживать отношения. Я попрошу Афанасия, чтобы он подождал меня у ворот – заодно и постережет, чтобы я не убежал.

Агата слабо улыбнулась, потом извинилась и ушла к себе – вероятно, недомогание сильно ее измучило. Крылов же, выпив полбутылки вина, послал Гришку к кучеру, велев запрягать, прошел к себе в номер и, убедившись, что камердинер успел срисовать план, спрятал блокнот в карман. Одевшись, он вышел во двор и, усевшись на скамью в бричке, велел отвезти его на Мясницкую, к дому Кусовниковых, а когда Афанасий заявил, что не знает, где это, Иван Андреевич в сердцах плюнул и обещал показать дорогу. А если и он заблудится, то, как известно, язык до Киева доведет.

До Мясницкой улицы добрались быстро, москвичи ввиду позднего времени уже сидели по своим домам и каморкам, готовились ко сну. По сравнению со Сретенкой Мясницкая была вдвое уже, большие дома тут теснились ближе к центру, а в сторону Садового стояли сплошь деревянные двухэтажные строения, потемневшие от непогоды. В окнах едва теплились огоньки свечей, а кое-где и лучин. И отовсюду из труб в небо поднимались дымы печей – жители протапливали пожарче на ночь, потели, чуть не угорали, – а все равно тепло под утро почти уходило, несмотря даже на двойные рамы и тщательно законопаченные щели. Иван Андреевич, кутаясь в пальто, надвинув поглубже свою шляпу, с тоской думал, что вот и он сейчас мог бы надеть теплые подштанники, плотный халат да колпак и залезть под толстое ватное одеяло с грелкой в ногах. Камердинер Григорий хоть и был шпионом, но заботился о Крылове от души.

– Здесь, что ли? – указал кнутом Афанасий на большое строение в конце улицы.

– Да, здесь. Останови у парадного.

Через минуту Крылов вылез из брички, приказал Афанасию ждать его и прошел в двери. Оказавшись в длинном темном коридоре, Иван Андреевич зажег спичку и, прищурившись, посмотрел вперед. Все точно, как ему и говорили. Он дошел до самого конца коридора, где начиналась лестница наверх. Тут под лестницей была небольшая дверь. Иван Андреевич дернул ручку на себя – не заперто. Полусогнувшись, кряхтя, он втиснулся в каморку. Там было совершенно темно и пахло кислым. Крылов неуклюже зажег еще одну спичку. Грязная лежанка с наброшенной черной овчиной, от которой и шел кислый запах.

– Черт понес меня сюда, – пробормотал Иван Андреевич, поднимая спичку повыше, чуть не задевая скошенный потолок. – Где же оно? А! Вот!

В стене у самого угла было вделано старое латунное кольцо. Иван Андреевич взялся за него, бросил погасшую спичку на пол и потянул в сторону – стенка отъехала с тихим рокотом, открыв черный прямоугольный проход. Крылов сделал шаг вперед и закрыл за собой фальшивую стенку. Здесь он зажег третью спичку и медленно пошел вперед, оглядывая стены и потолок тайного хода – чтобы не наткнуться случайно на какой-нибудь острый выступ или не попасть лицом в паутину.

Ход закончился узкой деревянной лестницей. Пришлось потратить еще несколько спичек и, главное, собственных сил, чтобы вскарабкаться на уровень третьего этажа. Тут Крылова ждало последнее препятствие – запертая дверь. Он остановился, чтобы отдышаться, понимая, что люди за этой дверью уже услышали его шаги по лестнице. Вероятно, у них были и другие способы узнать о незваном госте – скрытые механизмы в лестнице или стенах. И сейчас один или двое стояли по ту сторону – с заряженными пистолетами или обнаженными кинжалами. Крылов поморщился – а вдруг условный стук, которым он собирался открыть эту дверь, уже не действителен в качестве ключа? И что тогда? Выстрел через дверь? Или просто настороженное молчание? Но молчание ли? Если уж люди с той стороны решат, что незнакомец слишком близко подобрался к их тайне… Место тут секретное, удар в грудь – и никто никогда не узнает, куда же сгинул тучный литератор!

Крылов нерешительно поднял руку и прислушался. Тишина. С гулко бьющимся сердцем он стукнул три раза, потом два быстрых, а потом еще два с промежутком.

Ничего. Крылов подождал, а потом повторил условный стук. И снова – ничего! Похоже, план не сработал. Иван Андреевич снял шляпу, вытер вспотевший лоб и привалился к стене, горько раздумывая, что теперь делать. По всему выходило, что надо возвращаться обратно к Афанасию, ехать к себе в номер и выдумывать что-то новое. Но тут за дверью скрипнули половые доски, раздался тихий стук отпираемого засова, и дверь отворилась.

На пороге стоял коренастый мужчина в коричневом кафтане и с редкими прилизанными волосами на лысеющем черепе. Он молча посмотрел на Ивана Андреевича, а потом посторонился, пропуская его в комнату, тускло освещенную камином.

Крылов вошел и огляделся. Комната была почти пустой – не считая двух кресел, стола с початой бутылкой и корками хлеба да шкафа с книгами. Окна были плотно зашторены. Впрочем, в дальней стене виднелась еще одна дверь.

С кресла поднялся второй мужчина – длинный, мосластый, с рыжей коротко стриженной бородой. Одет он был во все черное.